Мяч, оставшийся в небе. Автобиографическая проза. Стихи

Матвеева Новелла

Для славы, для авторитету — Считается, что русских нету. Для оскорблений, для навету — Считается, что русских — тьма… 2004

Театр и Коринна

В то царство, О котором речь на деле, Передо мной ВСЕГДА закрыта дверь. Но кабы вы меня ОТКРЫТО не задели, Колпак позорный мне на темя не надели,— Смолчала бы я и теперь. Не подозрительно ли, мэтр великий, Что всяк театр без боя вами взят? Что даже театральные интриги Вам

не грозят? Что всякий зритель терпит вас без жалоб? Что всякий критик оду вам поёт? На вашем месте я не ликовала б, Наоборот! Любезный мэтр! Великие — страдали. За рампою, вам не в пример, Столь полной благодати не видали Ни Гоцци, ни Мольер! Но мало вам друзей, богатства и успеха, И безграничных прав; Вот и Коринну вы задели ради смеха (Пусть не назвав). Зачем? Что вас гнетёт? Какое бремя давит? На что вам с нищими да с париями спор? Злорадствуя при всех, что пьес моих не славят, Поймите: с давних пор Завидуютмне! — вот их и не ставят. А вам не позавидуешь, сеньёр. 15 июня 2004

Толерантность

— Хи-хи! Шпиономания какая! Как недоверья в нас дремуч запас! — Смеётся он (шпиона увлекая Обнюхать всё, что спрятано у нас). «Чернь! — он рычит, уже как повелитель, — Словес таких не допускать до рта, Как „диверсант“, „предатель“ и „вредитель“!» — (И… отворяет недругу врата!) «Я, — мнётся он, — дружил с убийцей сдуру… Как тесен мир! — не разойтись двоим…» «А всё же, — он гремит, — долой цензуру!» (И… цензором становится твоим!) Гиене, скунсу, вепрю и грифону Гостеприимно дав по микрофону («Смелей, гиена! Правду режь, грифон!»), «Свободу слова» он ласкает всяко. (У всех инакомыслящих, однако, На всякий случай вырвав Микрофон!) Так, антирусских правил учредитель, Из формы в форму он перетекал — Наш диверсант, предатель и вредитель. А мягко говоря — политикан. (Тот, у кого семь вилл, завод и яхта, И есть наш ЦЕНЗОР! — выражайтесь МЯГКО!) 1 октября 2004

Непохожесть

Зима подходит. Стало холодно, Мосты поскрипывают сваями… А я читаю Джека Лондона С его Канадой и Гаваями, С его каноэ, омор очками, Землепроходцами, индейцами… И вижу, вижу между строчками, Что мы не в действии. В бездействии. Что, по какой-то схеме ханжеской, Нас проучили без учебников. Что из Москвы, столицы нашенской! — Нас вытесняют, как нахлебников. Мы терпим от гостей гонение. Мы кормим всех, а сами бедствуем. Но боссы Рассылают мнения, Что НЕПОХОЖИХ мы не чествуем! Что мы не ценим в них «экзотики». Что не стремимся к ним под выстрелы… А сами Нас под общим зонтиком — Всех под одну ермолку выстригли! С цветками сами; сами — с бантами — Зелёными!.. Протуберанцевыми!.. А нас — пустили арестантами Под серенькими нумерациями. Красноречивейшая «знаковость»! Рывки, ни с чем не сообразные! То — гнали нас за «одинаковость», А то опять — за то, что разные? — Так, былиж разные?! — Нет. Не были. Кому куда, а вам — к банальности. …Мой паспорт Переписан набело, Да нет уж в нём НАЦИОНАЛЬНОСТИ. А нам: Рабы! Молчать! Допляшетесь! Что было, то коровой слизано! Национальность— не про вашу честь И не про вас НЕСХОЖЕСТЬ писана! Будь вы гостями, будь шахидками, Будь ваххабитов недобитками, Не будь вы мирные прохожие, — Вы тоже (с нашими агитками) Могли бы выйти в НЕПОХОЖИЕ! И были б у вас рожи — ЛИЧНЫЕ: Заморские! Своеобычные! Приятные! Своеобразные! Не одинаковые, — разные! А вы, натуры бледно-палевы, — Не с нами в ногу выступали вы: Не покорились — вот и здравствуйте; Печаль в лице — Безродность в паспорте. …И нас же дразнят НЕПОХОЖЕСТЬЮ! И нам же хвалят её лакомость! Зачем? — у нас одно и то же всё… Но, несмотря на «одинаковость», «Шагистика» нам запрещается (Иначе вышагнем в дивизию?). Жаль: факты — что ослы упрямые, И результаты — те же самые, Раз в «город Солнца» превращается Мир, загнанный в сию коллизию: Мы всё равноидём шеренгами, Да не туда, куда хотели бы. С одной и той же вилки гренками Нас потчуют в Радиотереме. У всех одна и та же мыльница… Нас в пудру смалывает мельница, Мы общим шифром закодированы… ________ Мне даже в то теперь не верится, Что есть этнографы правдивые. Когда народов не останется (Ни лиц, ни слёз, ни луков пр огнутых), Джек Лондон И как сакс прославится, И как последний из этнографов. 1 и 10 октября 2004

Лист шумит, а цветы молчаливы

Весенний дождь поёт, как примус — На тысячу эпиталам! Стекл ав окне цветная кривость Ломает каплю пополам. Долой домашней скуки привязь! Быстрее — в рощу! Знаю: там Уже витает по кустам Благоухающая примесь Тепла и просыханья… Толпы Черёмухи — шумят… Заметь: Благоухать бы им и только, А им приходится… шуметь? То листья, — НЕ ЦВЕТЫ шумели; Цветы и в дождь молчать умели. 1998–2004

«Тёмная зелень…»

Тёмная зелень Позднего лета. Белая зеленоватость Неба Смотрится в лиственные прорехи. Промахи и огрехи Дня, Гордость и виноватость В снах растворились где-то. Лишнее — пусть пропадает. Пусть, откипев, самолюбие станет Даже ещё одиноче. Пусть ветерок листает Звёздную Книгу Ночи. 2004

Иллюстрации

Новелла Матвеева. Начало 1960-х гг.

Николай Петрович Матвеев-Амурский, известный дальневосточный поэт, писатель, издатель. Дед Новеллы Матвеевой.

Книга Н. Матвеева-Амурского. Москва, 1904.

Бухта Золотой Рог. Владивосток. Фото начала XX в.