Мяч, оставшийся в небе. Автобиографическая проза. Стихи

Матвеева Новелла

Баллада круга

Счастья искать я ничуть не устала. Да и не то чтобы слишком искала Этот зарытый пиратами клад. Только бы видеть листочки да лучики… Только бы чаще мне были попутчики: Тень на тропинке, Полёт паутинки И рощи не сумрачный взгляд. Но измогильно, откуда-то снизу, Жизнь поднялась. И под чёрную ризу Спрятала звезды, восход и закат… Ну и повысила ж, ведьма, в цене Это немногое, нужное мне: Тень на тропинке, Полёт паутинки И

рощи не сумрачный взгляд! — Ну, — я сказала, — раз так, — я сказала, Что ж! Я сорву с тебя, жизнь, покрывало! А не сорву — не беда. Наугад В борьбе с тобою, В борьбе с собою, В борьбе с судьбою Добуду с бою Тень на тропинке, Полёт паутинки И рощи не сумрачный взгляд! Глупо, однако, что посланный на дом Воздух, и лес, колыхавшийся рядом, Надо оспаривать, ринувшись в ад, Дабы, вернувшись дорогой окольной, Кровью купить этот воздух привольный, Тень на тропинке, Полёт паутинки И рощи не сумрачный взгляд… Вижу я даль с городами громадными, Дымные горы с тоннелями жадными, Грозного моря железный накат, Но не схожу с великаньего тракта В поисках трёх лилипутиков! Как то: Тень на тропинке, Полёт паутинки И рощи приветливый взгляд… Так из-за нужного массу ненужного Робкий старик накупил. И натужливо, В тачке, увозит томов пятьдесят — Ради заморыша-спецприложения! Где вы? За вас принимаю сражение, Тень на тропинке, Полёт паутинки И рощи таинственный взгляд! …Что же лежу я под соснами старыми? Что не встаю обменяться ударами? Пластырем липнет ко лбу листопад. Латы росой покрываются мятые. Жизни вы стоили мне, растреклятые! — Тень на тропинке, Полёт паутинки И роща, где вязы шумят. 1970-е

Луна

Та область, Куда космонавты, вдвоём (Не то из Подвала, не то с Потолка!), Шагнули, — взволнован Луны водоём Ракетой-бадьёй на верёвке рывка, Вторженьем землян, лунохода клешнёй… Не странно ли? — детям, рождённым сейчас, Под новой, дающейся в руки, Луной, Уж той не видать, что сияла для нас! …Сбылось! Поколений великий накат На две половины Луна рассекла; Одна — воздымала к ней пламенный взгляд, Другая — сама к ней дорогу нашла. Но лунное счастье — на чьей стороне? Не знаю… Ведь нынешним детям Земли Приходится жить при доступной Луне. А мы — недоступную видеть могли. 1973

Закат

Закат прекрасен, как душа Лауры, Как мысль травы, сияюще-зелёной, Как мысль травы, поднявшаяся выше Древесных куп над далью ослеплённой. Темны деревья. Но поля покато Облиты блеском… Я догадки строю: К чему столь расточительная трата? Не связано ли всё, чем жизнь богата И не напрасна, — с пламенем заката Надёжнее, чем с утренней зарёю? Блеск и огонь на бузине укромной. Блеск и огонь на пыльно-золочёных Волнисто-старых стёклах кухни тесной, Раздвинувшейся вдаль, как зал учёных, И в гроздьях вулканических рябины, — Как стекловидный пурпур изверженья, Внезапных, проницаемых прозрачно И раскалённо-жидких на мгновенье. Да, как трава, зелёный! Травянисто — Зелёный! — травянисто-лучезарный Жар, свежий пламень! С тенью золотою, Союзной свету; жаркой тенью тою, В какой не скроешь умысел коварный! Да! Итальянский свет! Пушисто-красный, Оливковый… В слепящих срезах глины, На голубятне, в рощах… В ренессансных И кардинальских пурпурах рябины, Уже непроницаемых, однако, Уж не кипящих на пределе жженья. Но даже весть о допущенье мрака Теперь не омрачит воображенья. Черны деревья, Что вдали горели Кольчугой медной и драконьей раной И реяли, как плащ героя рдяный: Там ночь и осень. Свёртываясь, гаснет Драконьей кровью клёнов жар багряный. Но так неукоснительно, так властно Движенье поступательное света, Что в ночь уже не веришь. Сердцу ясно: Не может тьмою кончиться всё это. 1970-е

Синее море

Ивану Киуру

Синее море, белая пена, Бурных волн бесконечная смена… Знаю — за той чертой, За поволокою, За волоокою далью далёкою, — Знаю — за той чертой Вечно чудесные, Мне неизвестные Страны лежат. В зарослях тёмных райские птицы Так горят — как лучи сквозь ресницы! Там по прибрежию дружною парою Ходят рядком какаду с кукабаррою. А за утёсами Там носом к носу мы Можем столкнуться, Можем столкнуться Порой с утконосами — В дюнах, под солнца Лучами раскосыми. А за лианами переплетёнными Там водопады стоят веретёнами… Ветер травой шумит, Равнина тянется… Там кенгуру, Там кенгуру пробежит — И вдруг оглянется!.. Синее море, белая пена, Бурных волн бесконечная смена… 1970

Река

Когда одна я, совсем одна, И вечер свеж после жарких дней, И так выс око стоит луна, Что земля темна и при ней, И холодный ветер пахнет травой, И веки смыкаются в полусне, — Тогда является мне на стене Река и чёлн теневой. А в том челне старина Гек Финн Стоит вполуоборот: И садится он, и ложится в челнок, И плывёт, закурив, плывёт… В лучах пароходов и городов, Один-одинёшенек-одинок, Становится точкой его челнок, Но не так, чтоб исчезнуть совсем, Но не так, чтоб исчезнуть совсем… И все ему на реке слышны Остроты встречных плотовщиков. Спросите, а чем они так смешны? И смысл у них каков?