Мясной рулет. Встречи с животными

Даррелл Джеральд

Грязноватое окно его лавочки занимало не больше шести квадратных футов и уходило фута на два в глубину. Сверху донизу оно было уставлено маленькими клеточками, и в каждой из них сидели одна-две птички: зяблики, овсянки, чижи, канарейки или попугайчики. Под клетками окно было покрыто толстым слоем шелухи и птичьего помета, но сами клеточки были безукоризненно вычищены: на каждой из них красовались пучок салата или зеленая веточка, а также белая этикетка, на которой неровными печатными буквами была выведена надпись: «Продано». Стеклянная дверь лавочки была занавешена пожелтевшим от старости тюлем, а за стеклом висела картонка с готической надписью: «Добро пожаловать». Обратная сторона этой картонки, как мне предстояло узнать, с той же вежливостью извещала: «Сожалеем, но сегодня закрыто».

Торопясь

по неровной мостовой к своим сосискам, я ни разу не видел, чтобы хоть один покупатель входил в эту дверь или выходил из нее. Вообще можно было подумать, что в этой лавке все вымерли, и только птички в окне время от времени сонно перепархивали с жердочки на жердочку. Проходили недели, и меня стало разбирать любопытство: почему это люди не забирают птичек, которых они купили? Быть того не могло, чтобы разные владельцы тридцати с лишним разнообразных птичек вдруг, все как один, решили, что они им ни к чему. А если уж произошло такое маловероятное событие, то почему не сняты ярлычки с надписью «Продано»? В обеденный перерыв мне никогда не хватало времени, чтобы расследовать эти таинственные обстоятельства. Но однажды мне наконец повезло. В тот день мистер Ромили порхал по всему магазину, мурлыча: «Я пчелка трудовая…», а потом спустился в подвал, и оттуда внезапно донесся душераздирающий вопль. Я заглянул вниз, соображая, что я там наделал или недоделал.

— Что случилось, мистер Ромили? — осторожно спросил я. Мистер Ромили показался внизу, держась руками за голову в совершенном отчаянии.

— Ах, я тупица! — выговорил он речитативом. — Безмозглый, безмозглый, безмозглый тупица!

Поняв, что я тут ни при чем, я несколько приободрился.

— А что случилось? — спросил я заботливо.

— Тубифексы и дафнии! — трагически воскликнул мистер Ромили, снимая очки и лихорадочно протирая стекла.

— Наверно, запасы кончились?

— Вот именно, — произнес мистер Ромили похоронным голосом. — Какая глупость с моей стороны! Какая вопиющая небрежность! Выгнать меня нужно. Нет, другого такого тупицу не сыскать…

— А разве их нельзя достать еще где-нибудь? — спросил я, прерывая словесное самобичевание мистера Ромили.

— Но их же всегда присылают с фермы, — возопил мистер Ромили, как будто я был посторонний и нуждался в объяснении. — Их присылают каждую неделю, когда я заказываю. А я — я, безнадежный идиот, — я забыл их заказать!

— Но разве их нельзя достать в другом месте? — спросил я.

— А гуппи, и меченосцы, и черные моллинезии — они ждут не дождутся своих тубифексов, — продолжал мистер Ромили, преисполняясь истерической жалости к самому себе. — Они так о них мечтают! Нет, я не смогу взглянуть рыбкам в глаза! У меня кусок в горле застрянет, когда я увижу их бедные мордочки за стеклом…

— Мистер Ромили, — решительно перебил я. — Можно ли достать тубифексов где-нибудь еще, кроме фермы?

— А? — сказал мистер Ромили, уставившись на меня. — В другом месте? Но их же всегда присылают с фермы… Погодите, погодите… Я начинаю понимать… Да-да.

Он с трудом взобрался по деревянной лесенке, вытирая пот со лба, и вылез наверх с видом единственного человека, оставшегося в живых после обвала в шахте. Он окинул комнату блуждающим, трагическим взглядом.

— Но где же? — произнес он наконец в отчаянии. — Где?

Я взял инициативу в свои руки.

— Может, у Беллоу? — сказал я.

— Беллоу? Беллоу? — повторил он. — Абсолютно неделовой человек. Торгует птицами. Вряд ли у него что-нибудь найдется.

— Но ведь попытка не пытка, — сказал я. — Может, я все-таки схожу узнаю?

Мистер Ромили задумался.

— Ну, ладно, — сказал он наконец, отворачиваясь от рыбок, которые сурово глядели на него через стекла аквариумов, — возьмите десять шиллингов в кассе и возвращайтесь поскорее.

Он дал мне ключ от кассы, упал на стул и скорбно уставился на свои начищенные до блеска ботинки. Я открыл кассу, взял бумажку в десять шиллингов, заполнил чек: «10 шил. — тубифекс», положил его в кассу, запер ее и сунул ключ в бесчувственную руку мистера Ромили. Не прошло и минуты, как я уже протискивался в толпе покупателей, глазеющих на витрины; я торопился к лавочке Беллоу по широкому тротуару, а громадные красные автобусы громыхали мимо

с целой свитой такси и других машин. Я добрался до маленькой улочки, свернул за угол — и меня внезапно обняла мирная тишина. Грохот автобусов, шарканье подошв, визг тормозов и кряканье клаксонов заглохли, стали почти прекрасными, как отдаленный рокот прибоя.

С одной стороны улочки шла гладкая, потемневшая от копоти стена; с другой стороны железная ограда оберегала маленький церковный дворик. Какой-то благородный человек насадил здесь ряд платанов. Они склонялись через ограду, зеленой кровлей осеняя улочку, и по их пятнистым стволам гусеницы пяденицы совершали дальние и трудные переходы по коре, упорно стремясь к какой-то им самим неведомой цели. Там, где кончалась платановая аллея, начинался ряд торговых лавок. Их было всего шесть, и все они были крошечные, но каждая изо всех сил старалась выглядеть достойно.

Вот «Клемистра. Дамские моды» — и в окне довольно странная горжетка, которая, видимо, служила главной приманкой. От одного вида этой горжетки со стеклянными глазами и собственным хвостом в зубах у любого противника вивисекции, случись ему проходить мимо, остановилось бы сердце. Дальше располагался «Гномик. Легкие завтраки, чай и закуски», а потом, перекусив, вы могли перейти к «А.Уоллету. Табак», где в витрине не было ничего, кроме реклам сигарет и трубок, а в самом центре красовался крикливый плакат, рекламирующий трубочный табак. Я быстро миновал эти лавки, прошел мимо «Уильяма Дровера. Агента по продаже недвижимости», где было множество прелестных рисунков в коричневатых тонах с изображением уютных жилищ, мимо двери, довольно сурово и несколько неожиданно украшенной одиноким нежно-розовым унитазом, — «М. и Р. Драмлин. Водопроводчики» — до самого конца ряда, где выцветшая вывеска над дверью просто и без выкрутас извещала: «Генри Беллоу, специалист по пернатым». Наконец-то, подумал я, настал час, когда я проникну в эту лавку и, может быть, разгадаю тайну птиц, живущих в клетках с надписью: «Продано». Но когда я подошел к лавке, произошло нечто непредвиденное. Высокая, нескладная женщина в костюме из клетчатой шерсти и дурацкой тирольской шляпке с пером, опередив меня на какую-то секунду, уверенным шагом подошла к двери с объявлением «Добро пожаловать», открыла ее и прошла внутрь под мелодичный звон колокольчика. Я был потрясен. Первый раз за все это время я увидел покупателя, входящего в одну из этих лавчонок. Мне так хотелось посмотреть, что там произойдет, что я бросился вперед и проскочил в дверь, пока звон колокольчика еще не замер.

Внутри было почти совсем темно, и мы с дамой в тирольской шляпке оказались пойманными, как моль в пыльной паутине. Мы ждали, что кто-нибудь поспешит обслужить нас, услышав мелодичный звон колокольчика. Но напрасно: нас окружало полное безмолвие, если не считать слабого чириканья птиц в окне или внезапного шороха перьев, когда какаду, сидевший в углу, встряхнулся, — с таким звуком расправляют неглаженое белье. Хорошенько встряхнувшись, попугай склонил головку набок и сказал очень тихо и совершенно равнодушно: «Привет, привет, привет».

Мы ждали, кажется, целую вечность, хотя, может быть, прошло всего несколько секунд. Мои глаза постепенно привыкли к полутьме. Я разглядел небольшой прилавок, а за ним ящики с птичьим кормом, ракушками и другими необходимыми для птиц припасами; к прилавку были прислонены большие мешки с коноплей, просом и семечками. На одном из мешков сидела столбиком белая мышь, поглощая семена с лихорадочной поспешностью — так застенчивый гость в большой компании грызет палочки с сыром.

Я уже подумывал, не хлопнуть ли мне дверью, чтобы колокольчик зазвонил еще раз, как вдруг очень большая и очень старая охотничья собака вышла из двери позади прилавка и торжественно проковыляла через лавку, помахивая хвостом. Следом появился человек — видимо, сам мистер Беллоу. Это был высокий, плотный старик с огромной шапкой курчавых седых волос и густыми щетинистыми усами, похожими на дикие заросли терновника. Казалось, что там может угнездиться целая стая птиц. Из-под лохматых бровей сквозь стекла очков в золотой оправе поблескивали маленькие голубые глазки, яркие, как незабудки. Двигался он с величавой медлительностью, словно большой обленившийся тюлень. Выйдя из-за прилавка, он слегка поклонился.