Мясо
Шрифт:
Он вышел из расположения. Чёрный глянцевый коридор дышал и всхлипывал вокруг него, протягивая щупальца с розовыми сосочками на конце. Артур двинулся по нему, невольно повторяя ритм колышущейся вокруг чужой материи. Он искал надписи, но надписей не было, а значит, ВРААГ где-то дальше. Притаился с намерением нанести удар.
Розовый сосок задел его лицо, оставив на щеке полоску прохладной слизи. Артур стёр её рукавом гимнастёрки и залепил окаянному отростку звонкую затрещину. Щупальце обиженно втянулось, оставив розовый пятачок в смолистом глянце стены.
«Нет,
И дальше подумалось ему: «Яко словесами не изыдити, а сподобляши не изведати, но прежде падших возставляеши, то от ворогов видимых и невидимых избавляеши…»
«Ага!» — пронеслось в голове. «Значит, всё же вооружаться…»
В следующий момент он наткнулся на часть тумбочки дневального, торчащей из пульсирующей блестящей хмари. Чуть выше тумбочки, прямо под розовым соском, болтался штык-нож. Артур поднял взгляд и наткнулся на выпученные глаза, глядящие на него прямо из чёрной поверхности.
«Что же ты в латексе-то, как пидор!» — возмутился было Артур, но вдруг понял, насколько наполнены эти рыбьи пузыри, эти зенки, эти окуляры смертельной мукой, и гнев его тотчас прошел. На смену ему явилась жалость, но не слезливая бабья, а жалость воина, единственная допустимая кодексом Бушидо и уставом строевой службы… Брр… А приняв это сколь великолепное, столь и величественное чувство за откровение, каковым оно, по сути, и являлось, Артур выхватил из чёрных теснин штык-нож и из величайшей милости попытался эти глаза выколоть. Но взвились, крикнули, завизжали глаза, заголосили на чистейшем таджикском: «Ай, куси апат бакерам! Ай-ай-ай, анна шагом!» И потом: «Сагамонов, миленький, брат, пощади…»
«И ведь, стервец, имя моё знает!» — подумал Артур. «Да, далеко зашло…»
Но ткнуть лезвием в ненавистный зрачок ему так и не довелось. Его внимание привлекла противоположная часть коридора, стены которой были испещрены уже знакомыми красными надписями по белой штукатурке.
«ВРАГГ!» — сказал он глазам и назидательно покачал перед ними ножом. Те вскрикнули и утонули во тьме.
Коридор был пуст, если не считать знакомую вязь. У двери расположения четвёртого взвода буквы укрупнялись, каждая из них была теперь размером в полстены.
— Недолго уже, — прошептал Артур и увидел слова свои, вылетающие изо рта, словно пар на морозном воздухе.
Слова, выполнив петлю Нестерова, влетели в распахнутую дверь. Артур задумался было об аэродинамике перевёрнутого полёта, но быстро понял, что короток был блаженный миг созерцания, что истина вновь сокрыта за пеленой темпоральной причинности, как вдруг слова влетели обратно, повторили мёртвую петлю, а прямо на двери появился график. Несмотря на его сложность, Артур быстро сообразил, что график — суть кривая Жуковского для перевёрнутых полётов и, сдув пару нулей с кривых потребных и располагаемых тяг, он шагнул внутрь помещения. Шагнул со спокойной совестью. Твёрдым шагом уверенного в своей правоте человека. Несмотря на пол, исполняющий под его ногами дьявольский краковяк.
Лес
Верх разочаровал его своей простотой и банальностью. На неразостланных постелях лежали люди. Прыгая с кровати на кровать, он наклонялся к ним, вопрошая:
— Ты ВРАГГ?
Не ответствуя, они с криками прыгали вниз, в укутанную туманом бездну, и юный горный ветерок доносил заунывную песнь их бьющихся о камни тел.
Когда наверху уж никого не осталось, а истина была ещё сокрыта мраком безвестности, Артур стал спускаться вниз. Спуск, как это водится, был тяжелее подъёма и занял часа полтора.
«Где же бренные останки, где комья истерзанной плоти?» — подумал Артур, вступив на серый, в разводах, линолеум. Тотчас, гудя и пуская облачка пара, примчался ответ.
«Санитары» — вздохнул он. Но тут же игла сомнения воткнулась в подкорку.
«А почему так быстро-то!?»
«Чух-чух», — приехал ответ. «Спецпаёк с надбавкой за вредность…» «Или за вредительство? Нет, за вредительство должны бы убавить… Хотя, если, конечно, срок, то могут и добавить, за вредительство-то…»
Окончательно запутавшись, Артур покинул расположение. В коридоре его встретили белые стены и выскобленный до неприличия линолеумный пол. Между левым и правым крылом одиноко темнела пустая тумбочка дневального, осенённая, словно крестным знамением, красным флагом части. По ту сторону вестибюля взору открывался свежевыбеленный коридор. Ни тебе розовых сосочков на чёрных щупальцах, ни красных надписей на стенах.
Артур мотнул головой и направился к закрытой входной двери, по дороге отряхивая липкое чувство тревоги. Всё было слишком гладко, слишком спокойно. Слишком твёрдый пол, слишком белые стены. ВРААГ покинул казарму, это ясно. Всё говорило в пользу этого предположения. Хотя, может быть, просто кончалось действие… Какое, чёрт побери, действие?!
Почувствовав спазм в желудке, Артур согнулся, и его вырвало словами. Крошечные и милые, они расползались из образовавшейся на полу тёмной лужицы, наскакивая друг на друга, образуя зигзаги корявых фраз.
Он успел прочитать что-то о действии и противодействии, и обрамлённый похабненькими кудряшками лик Ньютона уже возник было перед его выпученным внутренним взором, когда наткнулся на знакомое «ВРАГГ НЕ ДРЕМЛЕТ» и понял, что медлить нельзя.
Распахнув дверь, он шагнул наружу и обомлел. По лиловому, почти до крон тополей-десятилеток, опустившемуся небу полыхали малиновые сполохи. Над усеянным газетными обрывками двором носились тучи воронья с сопливыми индюшачьими мордами… Мордами?! Бррр… Несколько птиц сидело на увитой терновником кованой готической решётке, а над ними нависали руины старой крепости с бельмами бойниц.