Мясорубка
Шрифт:
– Качин обещал передать нам ценную информацию по охранным структурам. Должно быть, ты в курсе, нам никак не удается зацепить этих «призраков». Мы должны были встретиться с ним сегодня вечером, он собирался вручить мне копии некоторых документов из архива лицензионного управления.
Бадаев погрузился в глубокие размышления.
– Вадим, ты вчера встречался с Качиным? Ладно, не буду темнить. Вопрос, что называется, в лоб – это твои люди его пристрелили?
На лице Лианозова появилась мрачная улыбка.
– У тебя очень развито воображение, Андрей. Догадываюсь, иногда это качество помогает тебе в работе, но сейчас
– В том-то и дело, Вадим, что не «вдруг», – угрюмо сказал Бадаев. – Но для начала несколько слов, чтобы ты получше разобрался в ситуации. До места я добрался в четверть десятого. Народу служивого там скопилось больше, чем ты себе можешь представить: дежурный наряд и оперы из 179-го отделения, две бригады, дежурная городская, вторая из ОВД «Зюзино», плюс парни из моего отдела, которых я заранее отправил туда застолбить участок. Прибыл я на место, как водится, стал права качать, а там уже гэбисты полным ходом шуруют, пытаются свои порядки установить. Два старших опера по особо важным, при них дежурная бригада и еще парочка мужиков из Следственного управления ФСБ. Так вот, Вадим, у гэбистов, судя по всему, в этом деле свой интерес имеется, но раскрывать они мне его отказались напрочь. Мы с ними маленько полаялись, так что вопрос сейчас наверху решается, кому это дело передадут, нам или ФСБ.
– А «жмурика» как будете делить? – с мрачной улыбкой спросил Лианозов.
Бадаев сплюнул себе под ноги.
– А чего его делить? Тело увезли гэбисты. Но это еще полбеды, Вадим… По моим сведениям, группа сотрудников ведомства Урванцева сейчас вовсю шурует на Щепкина. Опечатали кабинет Качина и его заместителя, устроили там настоящий шмон среди сотрудников, изъяли какие-то бумаги… Ну как, Вадим, понравилась тебе моя история? Надеюсь, понимаешь теперь, какой расклад для вас выпал?
– А что тут понимать? – Лианозов пожал плечами. – Типичная подстава. Могу со стопроцентной гарантией утверждать, что Качина убрали люди Урванцева. И они же на нас будут бочки катить.
– Не зря, видать, тебя держат за умника.
Бадаев с деланым восхищением поцокал языком.
– Прямо в «десятку» влепил. Перед тем как на встречу с тобой ехать, я созвонился с Пашей Парфеновым. Ты должен его знать, «важняк» из Генпрокуратуры. Так вот, на Большой Дмитровке сейчас нечто вроде экстренного совещания. Собрались большие шишки и обсуждают такой вопрос: выдать ордер на твой арест прямо сейчас или немного обождать, пока ты им новых «жмуриков» организуешь…
– Ты меня здорово напугал, – спокойным тоном произнес Лианозов. – Ну что ж, Андрей, спасибо за «хорошие» новости.
Бадаев в ответ на его слова лишь развел руками.
– Чем богаты, тем и рады… Ну все, мне пора отчаливать. Поехал
Не доходя несколько шагов до «Мерседеса», Бадаев остановился.
– Да, чуть не забыл… Говорят, помощник Качина уже успел язык развязать. Песни поет не хуже курского соловья. Своего человека, работавшего с ним в контакте, из города убери. Заодно предупреди об опасности того мужика с Огарева, фамилию которого ты держишь в секрете. Да и сам поберегись, Вадим. Гэбисты при первом же удобном случае мигом тебе «путевку» в Лефортово оформят, можешь в этом не сомневаться.
ГЛАВА 34
Брэдли в половине восьмого утра позвонил на работу Сюзэн. Предупредил, что до обеда его в бюро не будет, затем проинструктировал миссис Данлоп, как ей следует отвечать на адресованные ему телефонные звонки. В довершение он попросил ее отменить от его имени несколько ранее запланированных на среду и четверг встреч.
Спустя час на Кропоткинскую, где Брэдли арендовал для семьи трехкомнатную квартиру, неожиданно заявился Пол Хадсон. Разговор между репортером и его шефом получился какой-то странный, как будто они разговаривали на разных языках.
Первым делом Хадсон проинформировал его о своем вчерашнем телефонном разговоре с вашингтонскими издателями. Как и следовало ожидать, разговор крутился вокруг персоны московского спецкора Майкла Брэдли. А если точнее, то речь шла о «частном расследовании», которое он якобы производил по собственному желанию и усмотрению.
С каждым днем история с «предпринятым Брэдли расследованием» запутывалась все больше. Заокеанское руководство выдало Хадсону четкие инструкции: оставить Брэдли в покое, а еще лучше выписать ему «вольную» вплоть до получения новых инструкций. Подобный карт-бланш от своего начальства получал редкий журналист, но эта новость почему-то пришлась ему не по душе. Если следовать логике, в Вашингтоне сработали какие-то тайные пружины и начальство сдало его со всеми потрохами на откуп церэушникам. Не исключено, что издатели располагают информацией, какая в действительности участь ждет одного из лучших журналистов газеты в Москве – участь жертвенного агнца. Или же подсадной утки, что, в конечном счете, одно и то же.
Шеф отказался от предложенного кофе и, выполнив свой долг, поспешил тут же откланяться. На прощание он сказал примерно следующее: «Майкл, я надеюсь, на этот раз ты точно свернешь себе шею». Судя по его странному поведению и тому взгляду, которым он оделил Брэдли, сам собой напрашивался вывод, что он и впрямь крепко на это надеется. В таком случае он лишится опасного конкурента и сможет спокойно доживать свой журналистский век в уютном кресле шефа московской редакции газеты «Вашингтон пост».
Брэдли пересилил желание спустить Хадсона с лестницы, вместо этого он вежливо с ним попрощался и даже пожелал ему удачного дня. Когда дверь за Хадсоном закрылась, Брэдли не стал больше сдерживать эмоции и выдал серию виртуозных ругательств на всех известных ему языках. Линия поведения, которую избрали для себя газетные боссы, была настолько циничной и так смахивала на заурядное предательство, что это не могло его не покоробить. У них имеются большие связи и практически неограниченные возможности. Они могли бы разом прекратить всю эту возню вокруг их лучшего сотрудника и без труда выдернуть его в Штаты.