Мятеж
Шрифт:
Рыжий Илмар Чухонец, оказывается, ходил к стригольникам, к какому-то Никите Злослову, что призывал не верить священникам, да и вообще – церкви, обвиняя клириков Софийского дома в алчности, мздоимстве, отходе от первых истинно христианских принципов и прочих недобрых вещах. Сие Авраамка узнал у себя, на усадьбе боярина Божина, когда затеял разговор с одной рябой девкой-прислугою. У девки, звали ее Онфисою, что-то такое с Чухонцем было, не любовь, а что-то вроде, причем как было, так и прошло, но Онфиса с тех пор к рыжему благоволила и, когда могла, подкармливала.
А двор-то остался пока без пригляду: кот из дому – мыши в пляс! Самому-то боярину да семейству его до того, что слуги на усадьбе делают, особого дела не было, на то тиун есть – пущай и приглядывает, работу свою исполняет. Олексий и приглядывал, да со всей строгостью, никому спуску не давал: разве при нем бы парни-закупы, что крышу крыли, этак ленились бы? Ишь, сидят, ржут, как кони боярские, все квас пьют – а дело стоит… да и нет этим оглоедам до дела никакого дела!
– От то ты верно молвил, Авраамко. – Утерев со лба пот грязной, испачканной в навозе, рукою, Онфиса неприязненно покосилась на парней. – Нет до дела никакого дела. А кому есть-то? Олексию-тиуну да Илмару…
– Чегой-то давненько не видать Чухонца… – вроде бы невзначай промолвил отрок, навалившись на вилы.
– Больше, больше бери! – пробурчала девка. – Экий ты, Авраам, малахольный… А что ты про Илмара выспрашиваешь? Вы ж не дружки.
Подросток повел плечом:
– Он меня на встречу одну обещал отвести. Поглядеть, что да как, людей умных послушати…
– Тсс!!! – ойкнув, Онфиса едва не перетянула парня вилами по спине. – Ты, чадо, болтай меньше! Знаю я, куда тебя Илмар пристроить хотел, кого показать, знаю… Вот и жди, пока объявится.
– Так где же он есть-то?
– Мыслю – по хозяйскому слову послан, – зашептала девица. – Он, Илмар-то, не нам чета, господин его всяко привечает. Вот и послал… грят, туда и послал…
– К самому Никите?
– Тсс!!! Тихо, говорю тебе, не то ка-ак сейчас шваркну вилами!
Авраамка понизил голос до шепота:
– Вот бы Никиту того послушать, Онфиска! Чухонца бы, верно, у него повстречал… хоть спросил бы – когда заявится?
Онфиса задумалась и какое-то время молча кидала навоз, покусывая толстые губы. Авраам сильно подозревал, что она, как и рыжий Илмар Чухонец, стригольница… да не подозревал – знал даже, как-то невзначай разговор ее с Чухонцем подслушал…
Многие, многие черные люди в Новгороде – и не только – к новой вере стремились, проповедников по окраинам слушали, таились да знали: власти-то их не особо тронут, иное дело – софийские чернецы. Как бы ни пыжился, ни злился архиепископ, а все знали – у самого князя великого
– Ведаю, давно ты к нашим просишься, – управившись наконец с кучей, благосклонно кивнула Онфиса. – Да и Илмара надо бы сыскать. Сказати, что спрашивали тут его… какой-то мужик спрашивал… То Чухонцу тихонько надо сказать, чтоб другие не слышали.
– Да я обскажу! – отрок дернулся. – Я ж не глупый!
– От то и плохо, что шибко умный! Ладно, покуда тиуна нет, сбегай… тут недалече, на Холопьей, одна корчма есть, Кузьма Урюпин хозяин. Там спросишь Илмара, скажешь, что от меня… быстрей только, до прихода Олексия управься!
– Ой, управлюсь! – обрадовался Авраамка. – Тут и идти-то всего ничего, рядом. Тотчас же побегу!
– Беги, беги. Только рот на замке держи, чадо.
В корчме на Холопьей улице, что заканчивалась, чуть-чуть не доходя до крепостной стены, тянувшейся вдоль Волхова, рыжего Чухонца не оказалось, однако Онфису там знали хорошо и Авраамкины расспросы восприняли… не то чтобы благосклонно, но особенно не таились, и где Илмара искать, подсказали – на Витковом или у Федоровского ручья.
– Ого! – изумился отрок. – Это ж на той стороне, на Торговой!
– А что, у тя ног, что ли, нет, паря?
Ноги-то у Авраамки были, и весьма быстрые… да вот тиун должен был вскоре вернуться. Да и пес с ним, с тиуном, коли заданье княжеское поскорее исполнить надо! Чай, ежели что, заступится князь, не даст пропасть.
– А Витков переулок – на Славне?
– По Ильиной от Торга пойдешь, там вскорости – по правую руку. Корчму Одноглазого Карпа спросишь… Карпу можешь от нас поклон передати.
– Передам… А на ручье Федоровском?
– Апраксий-кузнец. Мастерскую спросишь.
Пока Авраамка носился по всему городу по корчмам, сам великий князь, переодевшись в простое платье, вскочил на коня да поехал на Плотницкий конец, на Щитную. Нельзя сказать, что послать ему было некого, просто хотелось самому все разузнать, лично, да и по городу проехаться, полюбоваться – почему бы и нет-то? Господин Великий Новгород Вожникову нравился, и не потому, что красив. Москва тоже красива, да вот в отличие от Москвы, окромя красоты хором да храмов чувствовался в Новгороде некий свободный дух, дух вольных мастеров, купцов, артельных… всех тех, кто мало от кого зависел… разве что от самого господина Великого Новгорода.
Проехав по широкому мосту через Волхов – именно отсюда скинули в реку незадачливого боярина Божина, – Егор спешился и взял коня под уздцы – слишком уж людно было на Торговой площади: азартно торговались, продавали, покупали, обманывали, по кошелям шарили…
Ученый жизнью, князь схватил одного такого ухаря за руку, прикрикнул строго:
– Не повождляй!
Воренок оказался совсем мелким, лет, наверно, двенадцати, безмозглым еще шкетом. Заныл, размазывая по всему лицу сопли:
– Пусти-и-и, дяденько. Не виноват я – бес попутал и кушать хотца!