Мятеж
Шрифт:
— Каллум!
Повернувшись, я увидел, что Рили машет мне.
— Иди сюда, ты нам нужен!
Я одарил улыбкой ничего не понимающую Адди и подбежал к нему. Взгляд, которым он встретил меня, был веселым и раздраженным одновременно. Что это могло означать, я не понял.
— Займись делом. Вылет через полчаса.
— Что? Куда? — Я решил прикинуться дурачком.
Рили закатил глаза:
— В Остин. Заберем у повстанцев топливо. Михей хочет, чтобы в полете ты научил его пользоваться навигационной
— Хорошо.
— Встречаемся здесь. Я возьму для тебя оружие.
Я кивнул и пошел к палатке, отведенной под школу. Там сидел один рибут, которому, наверное, стукнуло уже лет сорок, если не больше. Кроме него, рибутов старшего поколения я в лагере не видел. А этот почти безвылазно торчал в «школе». Его можно было понять. Должно быть, паршиво чувствовать себя единственным стариком среди молодых.
— Можно взять бумагу и карандаш? — спросил я.
Он указал на шкаф:
— Бери. Только не много.
Я взял один лист и карандаш и, поблагодарив, торопливо вышел.
Когда я прибежал в нашу палатку, Рен в ней не было. Я плюхнулся на землю и наспех нацарапал записку Тони. Пугать я никого не хотел, но повторенные дважды слова «не паникуйте» могли произвести обратный эффект.
Полог палатки дрогнул, когда я уже прятал сложенную записку в карман. На пороге появилась Рен.
— Салют, — сказал я, улыбаясь. — Как раз собирался тебя искать. Мы летим в Остин.
— Сейчас? — удивленно моргнула она, входя и усаживаясь на матрац.
— Ага. Спасибо, что застолбила мне место. Это толковая мысль.
Улыбка чуть тронула ее губы.
— Всегда пожалуйста.
— Ты сказала Рили, зачем это нужно?
— Нет. Он знает, что мы что-то задумали, но я не стала рисковать. Он не то чтобы горой за Михея, но все-таки многим рибутам наша затея не понравится.
— Ты так думаешь? — вскинул я брови.
— Мы ведь, получается, теперь за людей.
— Мы? — спросил я. — Значит, ты не против отправиться в города к ним на помощь?
Она поджала губы и уставилась в стену:
— Если ты пойдешь, то и я пойду, наверное.
Особого восторга в ее голосе я не услышал.
— Ты правда совсем не хочешь им помочь? — с досадой спросил я.
Это прозвучало жестче, чем я хотел. А может, я действительно осуждал ее.
Она со вздохом подтянула колени к груди:
— Ты был прав насчет того, чтобы предупредить Тони и Десмонда. Они помогли нам, и надо отплатить добром за добро. Но — нет. Я не горю желанием помогать людям, которые меня ненавидят.
— Нас ненавидят не все. Ты слишком плохо думаешь о людях.
Мой гнев начал просачиваться наружу, и я сжал кулаки. Да, она по-настоящему этого хотела. Уничтожить людей и защитить Михея.
— А ты — слишком хорошо! Недели не прошло с тех пор, как нас едва не растерзала толпа! А твои родители… —
— Не надо напоминать мне о родителях, — напряженно отозвался я. — У меня отличная память.
— Это я знаю. — Она смотрела в землю. — Вот и не понимаю, с чего ты так рвешься им помогать.
— А я не понимаю, как ты можешь поворачиваться спиной, когда есть возможность помочь. Не только людям, но и рибутам. Ты вычистила остинский филиал с помощью одного-единственного рибута. Одного, Рен! Ты представляешь, что можно сделать с сотней?
Она нахмурилась и не ответила.
— Они там умирают, а тебе наплевать? — Мне становилось все труднее говорить ровно. — Посмотри, что они сделали со мной. С Эвер. Мы можем положить этому конец.
Я сразу пожалел, что упомянул Эвер, — она взглянула так, словно я ее ударил. Наверно, я сделал это потому, что она припомнила моих родителей.
— Я не обязана спасать всех подряд.
— А кто же тогда?
— Это тебе позарез нужно всех выручить! Вот и займись. — Она сказала это почти шепотом, но была в ярости.
— Я хочу, чтобы мне помогала ты. Я хочу, чтобы ты захотела помочь.
После этих слов Рен подняла глаза и смотрела на меня так долго, что мне стало не по себе. Наконец она спокойно проговорила:
— Нет. Я не хочу помогать. — Она встряхнула головой и скрестила на груди руки. — Может быть, тебе лучше увидеть меня такой, какая я есть, а не такой, как тебе хочется.
Я моргнул, застигнутый врасплох.
— Возможно, такая, какая есть, я тебе не нравлюсь, — повела она плечами. — Не могу тебя упрекнуть.
— Что ты говоришь? Опомнись! — Я хотел взять ее за руку, но она отстранилась и встала. — Конечно же, ты нравишься мне.
— Почему? — Она посмотрела мне в глаза. — Почему ты так горюешь об убийстве одного человека, но тебе совершенно наплевать на то, что я убила десятки? Почему тебя не волнует отсутствие у меня угрызений совести? И то, что я пять лет послушно выполняла все приказы КРВЧ? Я делала вещи, о которых даже не рассказывала тебе, а ты взбунтовался за считаные недели, проведенные здесь. Почему меня это устраивало, а тебя — нет?
— Я… я не… — Нужных слов так и не нашлось.
— Пораскинь мозгами, — мягко предложила она.
Я не хотел об этом думать. Хотел просто обнять ее и сказать, что она мне очень нравится, а на все остальное мне плевать.
Только вот было ли мне действительно плевать?
Пригнувшись, она вышла из палатки, я не стал ее удерживать. Так и сидел на земле, пытаясь переварить этот разговор.
Я знал, что Рен убила столько людей, что мне было даже страшно подсчитывать. Некоторых она убила на моих глазах, чтобы спасти меня, и я не винил ее за это. Это была самооборона. Она не хотела никого убивать.