Мятежная леди
Шрифт:
— Чем это? Что ты хочешь сказать?
— Только то, что он теперь может полностью посвятить себя защите Аннандейла. Если мы сумеем сорвать доставку англичанами припасов в Лохмабен, у Марча не будет повода вводить сюда армию. Тогда Нортумберленд быстро растеряет тех немногих союзников, что у него еще остались в наших краях, и ему придется убираться домой.
— Мне это неинтересно, — заявила Нэн. — Тони здесь единственный неженатый мужчина, с которым мне приличествует танцевать.
— Тогда наберись терпения и дай человеку возможность насладиться отличным кларетом, — ответил Керкхилл. — Идемте, Фиона. Вижу, вашим ножкам не терпится пуститься в пляс.
Фиона с радостью приняла приглашение. Оглянувшись, она увидела, что и Нэн не усидела на месте. Она пошла вслед за Дженни, Мейри, Робом и Хью, но, к удивлению Фионы, прихватила со стола кувшин с вином.
Тони отодвинул свой стул подальше от стола и сидел теперь развалившись, откинувшись на спинку стула. Очевидно, он от души наслаждался зрелищем — кубок вина в руке, одна нога закинута на другую.
Нэн подошла к нему сзади, нагнулась и зашептала что-то в самое ухо.
— Дикон, — тихо позвала Фиона. Он взглянул на нее, и она кивком указала ему на сестру: — Смотрите.
Он как раз успел увидеть, как сестра вылила полный кувшин вина прямо на голову бедняге и быстро повернулась, чтобы убежать, но не сделала и двух шагов, как Тони неуловимым движением руки поймай ее запястье.
Без видимого усилия он рванул девицу на себя и ловким движением перебросил ее через свое колено, вниз лицом. Придерживая жертву левой рукой, правой от души шлепнул ее по мягкому месту раза четыре или пять.
Нэн вырывалась отчаянно — но безуспешно. Может, она даже кричала, однако ее возмущенный протест потонул в звуках музыки и веселого смеха, которые наполнили зал.
Фиона понимала, что стоит разинув рот, а Керкхилл сжимает ее руку, тянет в круг танцующих. Но ноги ее приросли к полу — она решительно не могла двинуться с места, не могла отвести глаз. Тони, с тем же видимым безразличием, поставил Нэн на ноги, бросил пару кратких слов и снова стаи наблюдать за тем, что происходит на площадке для танцев.
Нэн так и взвилась от возмущения. Однако Тони, казалось, ничего не замечал. Тогда Нэн резко повернулась и выскочила из зала. Только после того как она скрылась, Тони взял салфетку и вытер щеки и брови, промокнул волосы, с которых капало вино. Даже сейчас ни один мускул не дрогнул на его лице. Сделав знак слуге, он попросил его заново наполнить кубок.
Обернувшись к Керкхиллу, Фиона сказала:
— Я пойду за ней, Дикон!
Но он лишь сильнее сжал ее руку и сказал, не повышая тона:
— Нет, останьтесь здесь! А она пусть сидит и дуется! Она получила именно то, что заслуживала. А вы хотели танцевать. Кроме того, нам с вами нужно еще поговорить. Нэн будет у себя в спальне, и вы сможете навестить ее после танцев.
— Это также и моя спальня, — напомнила Керкхиллу Фиона. — Не хочу, чтобы она сидела и отчаянно рыдала, полагая, что никому до нее нет дела.
— Ничего подобного, — усмехнулся Керкхилл. — Насколько я знаю Нэн, она надеется, что Тони, а вовсе не я, побежит за ней наверх. Готов спорить, что она думала — я ничего не скажу по поводу ее скандального платья, в которое она вырядилась, хотя отлично знает, что я его не одобряю. Ага, значит, именно так она вам и сказала? — добавил он, заметив, что Фиона смотрит на него, округлив глаза.
— Да, сказала. Но не говорила, что вы уже видели ее платье.
— Она надевала его дома, в тот день, когда к нам приехал Тони. Девчонка знала, что платье не понравится ни мне, ни ему, но тогда, в Керкхилле, я велел ей переодеться, чтобы Тони его не увидел. Уверен, она решила, что сегодня отомстит нам обоим, да просчиталась. Урок пойдет ей на пользу.
— Думаю, она уже поняла свою ошибку, — заметила Фиона.
— Да, и получила больше, чем ожидала. Но у меня в запасе есть еще пара слов, которых ей точно слышать не захочется. Однако хоровод уже в разгаре — так потанцуйте же со мной, Фиона!
Она ответила согласием и от души радовалась танцу. Но как только смолкла музыка, она вспомнила про Нэн. Дикон сжал ее руку:
— Вы же знаете, что не обязаны к ней идти. Ей полезно посидеть в одиночестве, поразмыслить о своем поведении.
— Я все-таки пойду посмотрю, как там она, — сказала Фиона. — Она мне призналась, что сэр Энтони только говорит, что хочет на ней жениться, а на самом деле она ему совершенно безразлична.
— Вот глупость! Да парень начал сходить по ней с ума, когда она была еще в пеленках!
— Тогда почему он ей этого не скажет? — удивилась Фиона, поймав взгляд Керкхилла. — Иногда мужчина думает, что женщина сама должна догадаться о том, что он чувствует. А женщина хочет выслушать признание. А я только и слышала, как сэр Энтони или придирается к ней, или читает нравоучения. А то еще жалуется вам на нее! Готова держать пари, что бедняжка Нэн слышала от него не больше добрых слов, чем я.
— Но он не имеет права болтать ей глупости на ушко до тех пор, пока не состоялась помолвка, — сурово возразил Керкхилл.
— В самом деле, милорд? — Фиона приподняла бровь. — Неужели вы считаете недопустимым, чтобы мужчина обнаружил свои чувства прежде, чем убедится, что путь открыт?
— Вы отлично знаете, что я думаю по этому поводу. Я не сумел скрыть своего чувства к вам, и это тяжелым грузом легло на мою совесть.
— Не такой уж он и тяжелый, слава Всевышнему, — возразила Фиона. — Два года назад с Уиллом я сделала ужасную ошибку и дорого за нее заплатила. С первой минуты нашей встречи я понимала, что мои чувства к вам совсем не похожи на те, что я впервые испытала, когда повстречала Уилла. Но я боюсь себе верить! Когда со мной был Уилл, я испытывала лишь восторг от того, что за мной ухаживает взрослый красивый мужчина. Вот и все, что тогда было.
— А со мной? — Керкхилл смотрел на нее с напряженным вниманием.
— Сначала вы жутко меня раздражали. Но тем не менее я понимала — меня к вам тянет. Вы заполнили мои мысли, пробудили чувства, которых я в себе не подозревала, когда была с Уиллом. Я даже не знала, что у женщин вообще могут быть такие чувства и желания. Не только плотское влечение, а нечто очень глубокое. Мне тепло с вами, безопасно, уютно — и физически, и душевно. Такое чувство у меня было только в раннем детстве.
Керкхилл ответил: