Мятежная
Шрифт:
Раздается выстрел, и я проваливаюсь в темноту.
Глава 15
Постепенно я прихожу в себя. Резкая боль переходит в тупую. Я провожу рукой под курткой, чтобы нащупать рану.
Кровь не идет, но выстрел сбил меня с ног. Я провожу пальцами по плечу и чувствую твердую шишку там, где кожа должна быть гладкой.
Слышу хруст прямо у самого лица – рядом падает небольшой металлический цилиндр. Прежде чем я успеваю и глазом моргнуть, из обоих его концов начинает валить белый дым. Я кашляю и откидываю
В чем же смысл?
Везде лежат лихачи с закрытыми глазами. Оглядев Юрайю, я хмурюсь. Похоже, у него нет кровотечения. Я не обнаруживаю ран в местах жизненно важных органов. Значит, не умер. Тогда почему он без сознания? Глянув через левое плечо, я вижу Линн, скорчившуюся на полу. Она тоже отключилась.
Лихачи-предатели входят в здание, держа перед собой пистолеты. Я решаю вести себя так, как обычно делаю, если не знаю, что предпринять. Быть как все. Роняю голову и закрываю глаза. Сердце бешено бьется, когда один из предателей подходит ближе. Я прикусываю язык, чтобы не закричать, когда он наступает мне на руку.
– Не знаю, почему бы не пустить пулю в лоб каждому, – говорит один из них. – Если здесь больше некому сражаться, то мы победили.
– Пока, Боб, мы не можем убить всех, – отвечает кто-то ледяным голосом.
У меня волосы встают дыбом. Я догадываюсь, что это – Эрик, глава Лихачества.
– Если никого не останется, некому будет творить процветание, – продолжает Эрик. – А задавать вопросы – не твое дело.
– Половина – в лифты, остальные – на лестницы, вправо и влево! – повысив голос, приказывает он. – Вперед!
В полуметре от меня, слева, лежит пистолет. Если я схвачу его, то смогу выстрелить в Эрика прежде, чем тот среагирует. Но нет никакой гарантии, что я не запаникую, дотронувшись до огнестрельного оружия.
Я терпеливо жду, пока не утихнут шаги лихачей, и открываю глаза. Люди, лежащие в вестибюле, еще без сознания. Наверняка, отрава связана с симуляцией, ведь на меня она не подействовала. Странно. Совсем не похоже на обычную, хорошо знакомую мне, симуляцию. Но на размышления нет времени.
Я выхватываю нож и вскакиваю, стараясь не обращать внимания на боль. Подбегаю к одному из мертвых предателей у дверей. Женщина средних лет, с проседью в темных волосах. Я стараюсь не глядеть на пулевую рану в ее голове, но слабый свет отблескивает на кости, и меня подташнивает.
Думай. Мне без разницы, кем она была, ее имя и возраст. Важно лишь то, что у нее на руке синяя повязка. Надо сосредоточиться на этом. Я пытаюсь снять повязку, но ткань не поддается. Похоже, она пришита к одежде. Значит, мне придется надеть куртку.
Я расстегиваю свою куртку и кидаю ей на лицо, чтобы не видеть раны. Затем я снимаю ее одеяние, сначала с левой руки, потом с правой, сжимая зубы, когда приходится приподнимать тяжелое тело.
– Трис! – произносит кто-то. Я оборачиваюсь, держа куртку в одной руке, а нож – в другой, затем быстро прячу его. У предателей холодного оружия не было, и я не хочу выдать себя.
Рядом со мной стоит Юрайя.
– Дивергент? – спрашиваю я. На изумление нет времени.
– Ага, – отвечает он.
– Выбери себе что-нибудь, – предлагаю я.
Он садится рядом с телом другого предателя, молодого, слишком юного, чтобы быть членом фракции. Увидев его мертвенно-бледное лицо, я вздрагиваю. Нельзя, чтобы умирали в таком возрасте. Такие вообще не должны были здесь оказаться.
Мое лицо краснеет от гнева. Я сдергиваю свою куртку с лица убитой женщины. Юрайе даю другую, он берет ее, сжав губы.
– Мертвы только они, – шепчет он. – Тебе не кажется все это очень странным?
– Они должны были знать, что мы будем стрелять, но все равно бросились в атаку, – говорю я. – Вопросы – потом. Надо идти наверх.
– Зачем? – спрашивает он. – Я думал, нам надо уматывать.
– Ты хочешь смыться, не выяснив, что произошло? – мрачно глядя на него, спрашиваю я. – Прежде чем лихачи наверху узнают, что на них напали?
– А если нас кто-нибудь узнает?
– Остается лишь надеяться, что нет, – пожав плечами, отвечаю я.
Бегу к лестнице, и он мчится следом. Когда мои ноги касаются первой ступеньки, я задумываюсь, что я собралась делать, ради всего святого? Наверняка в здании есть другие дивергенты. Знают ли они, кто они такие? Как я поступлю, смешавшись с армией предателей?
Глубоко внутри ответ есть. Я безрассудна. Возможно, я ничего не добьюсь. Я погибну.
И, на самом деле, самое страшное, мне на это плевать.
– Они будут продвигаться наверх, – говорю я, судорожно дыша. – Значит, тебе надо… подняться на третий этаж. Сказать им… пусть уходят. Тихо.
– А ты куда направишься?
– На второй, – отвечаю я, уже входя в нужную дверь на лестничном пролете. Теперь надо искать дивергентов.
Я перешагиваю через лежащих без сознания людей в черно-белых одеждах. Вспоминаю песенку, которую поют дети правдолюбов, когда думают, что их никто не слышит.
Лихачи злейшие из пяти,Рвут друг друга на части…Никогда еще это не выглядело для меня настолько жутко и правдиво, как сейчас, когда предатели-лихачи наслали на своих собратьев усыпляющую симуляцию. И она не слишком отличалась от той, под действием которой они убивали альтруистов, меньше месяца назад.
Мы – единственная фракция, которая может так расколоться. В Товариществе не позволят таких конфликтов. Правдолюбы будут спорить, пока не придут к единому мнению. Даже эрудиты никогда не совершат нелогичного поступка. В самом деле, мы – самые жестокие.