Мятежный дом
Шрифт:
Мальчишка поморщился как от зубной боли. Безнадежен, подумал Леев. Как и все космоходы, даже лучшие из них.
— А что сталось с этой империей? — спросил мальчишка.
— Она погибла под натиском варваров.
— И почему я не удивляюсь, — юнец повел своими угловатыми плечами и снова сел, похожий на богомола в своем зеленом комбо.
— Видите ли, юноша, история, рассказанная мной — все-таки повесть с налетом романтизма. В реальности противоречия между Су и Ваном носили все-таки более политический, нежели поэтический характер. Да и дела управления под конец стали так плохи, что подобные «поэтические» ссылки, даже
Мальчишка снова поднялся и посмотрел Лееву в глаза:
— Вы ведь дедушка Бет? В смысле — Элисабет Шнайдер-Бон, будущей императрицы?
— Да.
— Тогда я понимаю, почему вы так говорите. С вами этот мир плохо обошелся. Но вы подумайте вот о чем: если эта ваша… цивилизация рухнет, — юнец сделал размашистый жест, очертив чуть ли не полный круг, — разве Бет сможет вынести ее на плечах?
— Мне жаль ее. Но это как раз то, чего я не в силах изменить.
— А вы не хотите попробовать?
— Каким образом?
— Бет захочет встретиться с вами, когда приедет на Биакко. Наверняка захочет — вы же по линии Бона единственный ее родственник. Ну, кроме брата. И вы сможете ей передать мое письмо. Вот и все.
— Вы с ума сошли, молодой человек, — Леев даже отступил назад. — Поверьте, мне хватило четырнадцати лет одиночного заключения. На смертную казнь я напрашиваться не хочу.
— Тогда извините, — юней отошел в сторону к другим хризантемам, действительно золотистым. — Это те самые, которые осыпаются?
— Да. Пойдемте в дом, я сейчас выключу свет, а вы не найдете в темноте дороги в этом лабиринте.
Юноша пошел за ним, а Леев на ходу сообразил, что он пилот — и значит, нашел бы дорогу даже в полной темноте, без щедрого цвета звезд, таких крупных в этих галактических широтах, и так похожих на плотные соцветия хризантем.
Глава 15
Господствующий принцип
Катер поймал отблеск солнца Анат еще до того, как пересек линию терминатора, и вспыхнул в ночи желтоватой звездой. Потом из-за горизонта показалась Акхат, и катер, из тени в свет перелетев, растворился в яростном сиянии. Но вскоре его поймали диспетчерские станции дальнего наблюдения, и повели к Хребту Феникса.
— Ты бывал когда-нибудь в Пещерах? — спросил Огата у сына. Тот покачал головой. Ему не хотелось говорить с отцом. Он смотрел на высокого темнокожего человека, сидящего в кресле напротив, и видел источник своих несчастий. Из этого источника непрерывно хлестала какая-то ничего не значащая болтовня, и Анибале приходилось сдерживаться, чтобы не заорать от отчаяния. Он согласился сыграть с отцом в «карты цветов», лишь бы тот заткнулся. Это не очень помогло: Северин играл невнимательно, нервничал и, проиграв дважды, отправился курить, после чего сказал, что играть больше не хочет.
Как ни горько, но бабушка, ненавистная сука, оказалась права: отец — ничтожество. Анибале хотелось как можно скорее отделаться от него, даже если это означало — оказаться в заложниках у тайсёгуна.
Семь часов полета от Биакко до Хребта Феникса были для Анибале непрерывным мучением. Он предпочел бы провести их с матерью, но его, как всегда, ни о чем не спросили. Его отправили с этим пустозвоном, которого никогда не хватало ни на что, кроме болтовни — и, видимо, он полагал, что болтовня — это как раз то, что нужно человеку после того, как ты им пятнадцать лет пренебрегал.
Как и все большие кланы, Сога имели свою резиденцию в Пещерах и свой частный причал. Но жизнь в столице была дорога, а госпожа Джемма Син — недостаточно богата, поэтому особняк пребывал законсервированным. В последний раз его посещали два месяца назад, когда госпожа Джемма привозила в столицу Элинор. Постоянного персонала не было — маленький штат гем-прислуги правительница Дома привезла с собой, а в отсутствие хозяев дом охраняла автоматика.
Северин спрыгнул на посадочную площадку, подошел к скрытой в стене панели и вложил в нее ключ-перстень. Панель раскрылась, Северин опустил на нее ладонь.
Замок сработал, открылась дверь во внутренние помещения.
— Надо же, — Северин повернулся к сыну. — Мой допуск жив. Кто бы мог подумать.
— Господин… — Гэнъя, телохранитель, заступил вход.
— Да, конечно, — Северин кивнул, пропуская его. Законсервированные дома порой таили в себе неприятные сюрпризы. Иногда ловким убийцам удавалось обмануть защитные системы — а то и перепрограммировать их, направив на хозяев.
Сначала вошли телохранители-морлоки, убедились, что все в порядке; потом — слуги с багажом в руках и на роботележках, и наконец — Северин и Анибале.
— Как давно я здесь не был, — пробормотал Северин, качая головой.
Анибале здесь не был пять лет. Тебе незачем привыкать к столичной роскоши, — говорила бабушка. Ты должен изучать астронавигацию, логистику и военное дело.
Анибале ненавидел навигацию и военное дело, и особенно логистику, но понимал, что если он хочет чего-то добиться в клане, сжать однажды пальцы на горле бабушки и вытащить маму из той грязи, в которую ее столкнули, он должен уметь драться. И он изучал военное дело, хотя в какой-то момент понял, что его просто водят вокруг пальца. То, что ему преподавали, было унылой теорией, да еще и относящейся к каким-то позапрошлым векам. Джемма Син Огата никогда бы не позволила внуку овладеть военным ремеслом по-настоящему.
Но он все равно учился упорно, рассчитывая найти крупицы истины в том сухостое, который пытались скормить его разуму. И вдруг, совершенно внезапно, все кончилось — а он даже не успел приложить никаких усилий.
Даже обидно.
— Где ты обычно жил, когда приезжал сюда? — спросил Северин. Анибале пожал плечами. Ему было все равно. Его устроили в какой-то комнате, он прожил здесь три дня, потом бабушка вернулась домой — он так и не успел обжить это пространство.
— Здесь, — Северин ткнул пальцем в какую-то секцию на трехмерном плане. — Смотри, отличный вид на заливные поля. Как ты думаешь?