Мятежный дом
Шрифт:
Пьяный стащил носки.
— И куртку, — сказал Дик.
Пьяный посопел и предположил:
— Я все равно в тошниловке согреюсь, да?
— Именно.
Пьяный снял куртку. Дик мгновенно набросил ее на плечи, наслаждаясь теплом чужого тела. Просунул в рукав левую руку, переложил флорд, надел куртку на правое плечо. Блаженство. Он снова перехватил флорд правой, левой обшарил карманы. В одном был бумажник, в другом — перчатки и комм. И — о, счастье! — сигареты! Непочатая пачка! И зажигалка!
Из бумажника Дик достал двести сэн и
— Я заберу это, и больше ничего, — сказал он.
— Что ты за грабитель такой? — удивился пьяный.
— Какой есть, — Дик осторожно положил перчатки, комм, сигареты, зажигалку и бумажник на песок, взял ботинки и носки и направился к лестнице на набережную — сначала отступал задом, но наверху развернулся и побежал в спасительную темноту.
Ботинки оказались на размер меньше, чем нужно. Дик выругался, но выбирать не приходилось. Кое-как срастив застежки, юноша быстро зашагал в сторону северных жилых кварталов.
Он шагал весь остаток ночи, стараясь держаться в виду линии монорельса — нужный ему дом располагался как раз в квартале от станции «Звездный мост». Быстрая ходьба согрела, но оттаявшие ноги начали чувствовать боль. Дик напевал под нос то синдэновские гимны, то полюбившееся из репертуара Баккарин, то песни навегарес. Так было легче. Две сигареты он выкурил подряд, прикуривая одну от другой, третью сохранил на утро.
Раза два мимо проезжала патрульная машина. Дик, не позволяя себе паниковать, сворачивал в ближайший проулок и пережидал. Свое местонахождение он сверял по уличным терминалам. Несколько раз он буквально хватал себя за руку, чтобы не бросить сообщение Ройе или Шане — даже если их не схватили, то комм-линии контролируют наверняка, и даже если их не контролируют — то лучше побыть параноиком. А если горло саднит от неизвестности — что с этими людьми, как они? — то лучше опять же потерпеть…
С рассветом улицы заполнились людьми и машинами; Дик замедлил ход. Теперь он двигался в темпе среднего пешехода, вливался в человеческие потоки. Киннан был большим городом, вторым по величине после Пещер Диса, а в таких городах никому ни до кого нет дела.
В очередной раз сверив маршрут у терминала, Дик увидел в колонке новостей свою физиономию. Покосился на зеркальную панель, вделанную в терминал для тех, кто хочет перед разговором привести себя в порядок, увидел мрачную физиономию с покрасневшим носом и глазами в темных кругах и кровавых прожилках. Ничего общего с тем, что на картинке. В этом проблема всех реконструкций — они воссоздают уж слишком прилизанный образ.
Дик купил у уличного торговца стаканчик кофе и жареного кальмара на палочке. Съесть это можно было у переносной стойки. Кальмар был хороший, свежий. Кофе — дрянной, бустерный. Дик пил его только ради тепла. Рядом настраивала инструмент уличная музыкантка. Дик глянул на нее краем глаза — девчонка примерно двенадцати лет с джитаром. Поменьше того, который Дик таскал за Баккарин, но все равно для двенадцатилетки великоватым. Девчонка устроилась на циновке под стеной, умостила джитар на колено — Боже, да ее из-за инструмента не видать! — взяла аккорд и сипловато пропела:
Когда город решили выжечь, И дотла сгорел его дом, Он не помнил, как он смог выжить И не помнил, как жил потом. Он вырос, ласки не зная, Его воспитал Синдэн. Но однажды случилась удача злая — Синоби взял его в плен. Он решил, что не сдастся и зря не умрет, Не за тем он родился на свет. Его меч свою жертву повсюду найдет, Ему нет и шестнадцати лет… Его зовут Ричард Суна!Дик от неожиданности хватанул большой глоток горячего кофе. Пока девчонка под довольно-таки убогий аккомпанемент джитара вела дальнейшее повествование о его злоключениях и геройствах, он хватал ртом воздух, пытаясь как-то облегчить свои страдания. Его гримасы и корчи возбудили сочувствие в лотошнике, который ткнул неудачливому покупателю стакан холодной воды, а в ответ на благодарность укоризненно сказал:
— Нельзя же так жадничать.
— Извините. Замерз очень, — признался Дик.
Он оглянулся на певицу. Та как раз пела про убийство Лорел Шнайдер, и описание было достойно Шекспира: меч блестел не как-нибудь, а молнией, кровь текла не как-нибудь, а потоком, а сам герой, которого Дик напрочь не мог соединить с собой, двигался «быстро, как вихрь». Многочисленные прохожие шагали мимо, бросали монетки и бумажки, вставляли карточки в прорезь денежного терминала, и против ожиданий юноши, никто не пытался прекратить крамолу. А впрочем, подумал Дик, поют же уличные барды Империи… ну, про Рива не поют, а про пиратов — так вполне. И никто им ничего не делает. Почему он думал, что здесь будет иначе? И сколько раз он уже думал про Рива одно, а на поверку выходило другое?
Он посмотрел на лотошника и увидел, как тот чуть притопывает в такт. Мелодия и в самом деле была довольно задорной, даром что слова дурацкие.
— И что, каждый день она так поет?
— Не, не каждый день. Только когда отец запивает и спускает все деньги с получки. Раз в две недели где-то.
— А это ничего, что, ну, тот парень убил Лорел Шнайдер и все такое?
Лотошник фыркнул в усы.
— Ты что, нездешний, паря? Тут тебе Киннан, а не Пещеры Диса. У меня лично к Суне только одна претензия. Знаешь, какая? — торговец подался вперед через прилавок и сообщил: — Не сестру надо было убивать, а брата.