Мятежный дом
Шрифт:
— Хартия, — сказал он, — запрещает иметь рабов в коллективной собственности дома Рива. Но каждый отдельный субъект, образующий Дом, вправе держать гемов в своей собственности. Морлоки, например, находятся не в собственности Дома, а в собственности армии. Гемы-чернорабочие в городах принадлежат городским коммунам. И так далее.
Грегор обозначил отношение к этому вавилонскому крючкотворству коротким носовым звуком.
— Насколько я понимаю, есть какие-то препятствия и к тому, чтобы объявить этих гемов армейской собственностью, —
— Армия просто не знает, что делать с таким количеством рабочих рук. Их потребности полностью обеспечены. Они в ужасе.
— А перепродать? Неужели нет механизма перепродажи трофеев?
— Есть, и он сейчас перегружен. За последние годы на армию не сваливалось столько трофеев одновременно. У Тэсса были пришвартованы два десятка кораблей, живыми были захвачены тридцать два пилота. За них уже идет грызня между кланами. На этом фоне рабочие гемы… просто балласт. Но советники Огата и Кордо выдвинули предложение передать этих гемов в Салим по символической цене в пять дрейков за голову, и Совет согласился.
— А мы тут при чем? — пожала плечами Хельга.
— А ваша роль ключевая. Потому что этих гемов берет у Салима в субаренду дом Сога, за пять дрейков годовой оплаты, плюс расходы на транспортировку и адаптацию. Адаптацией и транспортировкой, предположительно, займетесь вы.
— Адаптация — это синоним «работорговли»? — спросил Вальне.
— Адаптация — это синоним первого шага к освобождению гемов, — сказал Ройе, выпрямившись. — Помимо арендной платы, гемы будут получать на руки определенную сумму на личные расходы. Потратить ее можно будет в специализированных торговых точках Салима. Это даст гемам часть необходимых социальных навыков. И кто-то должен будет проследить, чтобы не возникали злоупотребления со стороны арендаторов. Чтобы гемы не подвергались жестокому обращению, чтобы деньги на личные расходы никто не смел прикарманить и так далее. Одним словом, речь о приспособлении к социальной жизни в условиях свободы.
— Которая наступит когда? — Вальне вскинул подбородок. — После Второго пришествия?
— Я полагаю, раньше, — спокойно и холодно возразил Ройе. — Либо Империя найдет-таки Картаго и захватит, навязав нам свой политический режим, либо Шнайдер благополучно уберется отсюда вместе с армией и Крылом, оставив изоляционистов управляться как умеют…
— Почему я все равно не нахожу никаких отличий от работорговли? — пожал плечами Вальне.
«Потому что дурак», — подумал Дик.
Габо Дельгадо явно подумал то же самое.
— Я хочу, чтобы это отличалось от работорговли, — Ройе начал обходить комнату по кругу. — Поэтому и обращаюсь к вам. К тем, кто называет себя аболиционистами и христианами.
— Вы переоцениваете нашу… принципиальность, — медленно поговорил Габо Дельгадо. — То, что мы христиане, вовсе не гарантирует отсутствие злоупотреблений.
— Выберете из своей среды тех, кто сможет… гарантировать. У вас же есть человек, которому можно доверить сторожить сторожей, — Ройе, не глядя, показал на Дика.
Пора, сказал себе юноша. Это было тяжело, невыносимо тяжело, но он встретил взгляд Детонатора и отчетливо сказал:
— Нет. Я не могу в этом участвовать. Извините меня, пожалуйста.
— Вот видите… — торжествующе проговорил Вальне.
— Замолчите, — оборвал его Дик. — Вы ничего не поняли. То, что господин Ройе предложил — это лучший путь. Пока что. Это… правильно. Если мы хотим что-то сделать для гемов, то это и нужно. Но я должен уйти.
— Почему вдруг? — Хельга даже привстала. — Что это на тебя нашло?
— Во-первых, нельзя, чтобы меня даже случайно с этим делом связывали, понимаете?
— А что во-вторых? — спросил Ройе. — Твое «во-первых» — это никакое не препятствие. Мы можем спрятать тебя надежно.
— Спасибо… — Дик опустил голову, — но я не могу все время надежно прятаться и одновременно дело делать. Я для этого дела должен быть тем, кто я есть, Ричардом Суной, Апостолом крыс… но я не могу им быть. Вот это вот и есть «во-вторых».
— Объяснись, — Ройе не отводил взгляда, и Дик сделал над сбой еще одно усилие.
— Я не знаю, смогу ли объяснить это… В Шоране Моро воспользовался моим именем, чтобы создать себе… агентуру среди гемов. Так я узнал, что я для них… больше, чем просто человек, а это неправильно. Теперь, если я начну этим заниматься, они будут верить в меня. Так не должно быть.
— По-моему, самый лучший способ предотвратить это — быть среди них, как ты делал раньше, — мягко сказал Торвальд. — Что лучше убедит их в том, что ты просто человек?
— Вы сами знаете, что «просто люди» здесь так не поступают, — Дик чуть прикусил пересохшую губу и зубами осторожно снял с нее тонкую пленку отслоившейся кожи. Слизнул выступившую кровь. — В том-то вся и штука. Пока я остаюсь единственным и особенным, я никого ни в чем убедить не смогу.
— Прекрати обкусывать губы, — Детонатор постучал пальцем по столу.
— И это тоже, — Дик выпрямился. — Вы хотите, чтобы я контролировал взрослых, а сами приказываете мне как маленькому. Вы уж… решите для себя.
— Я сказал это не потому, что считаю тебя маленьким, а потому что дурацкие привычки нужно бросать, — поморщился Ройе.
— Вы сказали бы это кому-то еще здесь? Кроме меня? Таким тоном?
— Взрослые люди не обижаются на тон.
— О, ньет, — покачал головой доселе молчавший Лапидот. — Взрослие люди могут обьижаться на тон, но оньи гльотают обьиду, если так нужно. Есть одьин вопрос, сеу Ройе: сколько обид может прогльотить одьин человьек?
— Ну, если дело только в этом… — пожал плечами Ройе.
— Дело совсем не в этом, — Дик закатил глаза. — Поймите же вы: я не могу, я не должен в этом участвовать!
— Почему? — Хельга взмахнула руками. — Можешь ты объяснить наконец, в чем дело? Или тебе просто в голову что-то вступило?