Мятежный дом
Шрифт:
В прошлый сезон Райни сказал, что ему надоело киснуть на острове — ушел на навеге, и так уж случилось, что погиб. Оборудование старое, истрепанное, а море безжалостно, глотнет — не подавится. Поль обходился один: ведь в сезон, когда навеги уходят в море, работы в баре мало, а когда возвращаются — можно на время кого-то поднанять. В общем-то, и помощь Сильвер была Полю не нужна — должность помощника на раздаче бустера потеряла свое значение. Теперь это была синекура, которую Поль получил для Сильвер у коменданта ради дружбы с Марио. Предполагалось, что Сильвер будет присматривать за самогоном, иногда подменять Поля за стойкой
Она уже собиралась спать, когда в дверь тихо стукнули два раза.
— Можно, мистресс де Лео?
— Входи, — Сильвер вздохнула, осторожно встала с постели — Джулио не шевельнулся, только втянул и принялся сосать нижнюю губку. Сильвер пересекла тесную комнату и толкнула пальцами дверь.
— Входи быстро.
Дика не пришлось просить дважды.
— Мокрый, — констатировала Сильвер. — Голодный?
— Нет, закусил немного, — юноша сел на стул «верхом».
— Выпьешь?
— Да, — голос прозвучал немного неуверенно. Сильвер нацедила ему на два пальца самогона — согреться и расслабиться. Он хлопнул залпом — и закашлялся беззвучно, зажимая нос и рот, чтобы не разбудить малыша.
— С-с-што это было? — через полминуты он смог отдышаться. — Черт побери!
— Оно самое, — Сильвер достала и дала ему початую банку кальмаров. — Этот самогон называют «швайнехунд», на аллеманском — почти то же самое, что «черт побери». Маленький источник доходов Поля — вавилонянам он пришелся по вкусу. Ты хочешь переночевать?
— Нет, я… То есть, я могу уйти, если мешаю, — он покосился на младенца. — Мне нужно было поговорить, но я могу в другой раз.
— Никаких других разов, — отрезала Сильвер, садясь на кровать. — Потому что их потом не выпадает, этих других разов. Мы обязательно поговорим, здесь и сейчас.
— Да. Так хорошо, — Дик потер лицо руками, оглянулся на свой плащ у двери. — Знаете, я на вас злился за то, что вы… а, ладно, неважно. Но выходит — вы говорили мне правду. И теперь я хочу вас спросить: бывает так, что человек одержим другим человеком?
— Сплошь и рядом.
— Нет, я не о том. Совсем не так, как влюбиться или еще что-то. Наоборот — ты ненавидишь этого человека, убил бы, и потом забыл о нем — но он все время с тобой. Иногда он как бы… говорит из тебя. Начинаешь думать как он… а то и действовать как он. Это… я с ума от этого сойду.
— «Он» — это тот человек, который захватил тебя и держал в плену? Синоби?
Дик закивал.
— Это была программа конвертации?
Теперь последовал один кивок. Дик расстегнул — и тут же быстро застегнул горловину куртки.
— Сегодня меня приняли за синоби, — он перешел на шепот. — И я испугался, понимаете? Что у них получилось. Что он со мной, я так и не смог от него сбежать. Так долго… и так тяжело… и зачем? Если бы это был бес — то вы, наверное, не помогли бы мне, только священник. Но это ведь человек. А вы — психолог.
— Психотерпаевт, — поправила Сильвер. — Итак, ты хочешь от меня… чего-то вроде экзорцизма?
— Нет… то есть, я и сам не знаю. Сегодня… он мне помог. И так получается, что я не могу отказываться от помощи. И не знаю, куда деваться. Не знаю, чего хотеть. Он… продолжает меня грызть, сволочь такая. Но он мне нужен. И вот сегодня мне сказали, что я синоби. Сказали люди, которые знали настоящих синоби, наверняка. А ведь… я всего лишь говорил с ними так, чтобы они поняли — не в игрушки играю.
— Что это были за люди?
— «Бессмертные». Кто уже на пенсии, а кто так… они искали наемника, чтобы загасить Лесана. А я подумал — может, кто-то из них укроет миледи? А, без толку…
Сильвер тихонечко присвистнула.
— Хотела бы я послушать, как ты с ними говорил.
Дик сжал кулак.
— Мне просто нужно, чтобы меня не считали ребенком, понимаете? Я не виноват, что так вышло. Они сами не захотели ждать, пока мне исполнится… ну двадцать хотя бы. А получается фунния — то принимают за детеныша, то за… черт знает кого.
— И, по твоим расчетам, лучше — за черт знает кого?
— Выходит, так. Симатта, я бы побыл ребенком. Когда в городе жил, другой раз так завидовал ребятам из нашей банды! Ни о чем не думай, день прожили — и ладно. А я так не могу. Знаете, в одной книжке сказано — «свет расшатался, и скверней всего…»
— «Что я рожден восстановить его», — закончила Сильвер. — И ты… веришь в свою миссию?
— Нет, — Дик опустил голову, потерся лбом о спинку стула. — Но я никого не вижу, чтобы ее отдать. Покажите мне такого человека — я все на него перевалю, рвану в Пещеры Диса и залезу в самую глубокую нору, только меня и видели. Вы знаете кого-нибудь?
Сильвер покачала головой.
— Ну так и говорить, выходит, не о чем. Это — на мне.
— У меня складывается впечатление, что ты не хочешь этого «экзорцизма», — осторожно предположила Сильвер.
— Хочу! Но не могу. Я же сказал — не знаю. Господи, как же раньше было просто! Живи себе, учись, работай, молись и ничего такого, что не сделаешь — гадом себя чувствуешь и сделаешь — гадом себя чувствуешь. Я же так мало хотел — уйти чистым. Больше ничего. А выходит, он все-таки… прилепился ко мне. Или того хуже — был раньше. Моро не так просто ко мне привязался. Он знал, он видел, сволочь такая, — Дик поймал себя на том, что повышает тон и осекся: ребенок же спит! — У меня же получается. Понимаете, в чем штука-то? Я начинаю действовать как синоби, и у меня получается. И нельзя действовать иначе — проиграю-то я по-любому, но иначе я вообще ничего не смогу. Даже гемам благовествовать не смогу, потому что… — он не знал, как это объяснить. Точнее, знал, но уж больно бахвальски — и даже кощунственно — это звучало бы: лукавый соблазнял его и гемов страшной подменой. В их предельно конкретном сознании проповедник, которого они видели, вытеснял Христа, которого они не видели. В Салиме можно было этого не бояться — там были друзья, которые знали его слабости и боль. Но путь в Салим теперь заказан — имя Ричарда Суны не должно помешать легализации приюта и собиранию единомышленников, поддерживающих аболиционизм. Он отрубил по живому еще одну связь и эта рана болела.
— Ты и здесь благовествуешь? — приподняла брови Сильвер.
— Конечно. И я, и Рэй. Здесь же детишки из нашего комбината — они аж на хвосты повставали от радости, когда нас увидели.
— Вы… сумели проникнуть на территорию базы?
— А там нечего и проникать особенно. Они ведь не под замком. Морлоки никогда никуда не бегут, разве что умирать, — Дик вздохнул тяжело. — Но я и здесь должен его терпеть. И с ним никак, и без него никак.
— Ты воспринимаешь его как нечто отдельное от себя?