Мятежный капитан
Шрифт:
Нет, разноколиберные: один больше, другой поменьше. Вчера много пили?
— Ну, хряпнул полстакана коньяка после третьего раза. Чтобы успокоиться…
Полковник в удивлении вскинул узкие седые бровки.
— Не понял…
— М-м-м…ну когда я Ирку в третий раз отоварил…
— Били?
— Да нет же, — Эдик поморщился на непонятливость психиатра. — После третьего э-э-э полового акта…
— Силен! Точно не врешь?
— А чего врать, если я могу! Потом ведь был и четвертый, а в пятый раз отодрать не успел, меня с неё эти серафимы-херувимы стянули и спеленали!
— Батенька, да вы монстр! С таким здоровьем вас надо студенткам на курсе сексопатологии показывать! Да на расстоянии. Ай, силен! Н-да… даже жалко такого молодца на привязи держать. Вообще-то, при желании мы можем любого здорового человека сделать больным и наоборот, больного выдать здоровым… И на бумаге, и в жизни…
После этих слов психиатра у Громобоева внутри всё буквально оборвалось.
«Ну, вот, так и знал! Дёрнуло за язык похвалиться, позавидовал докторишка потенции. Теперь залечат, упрячут так, что белого света не увижу, и никакие ордена и медали не спасут, и не помогут боевые заслуги. Вон как оборачивается, даже контузию фронтовую в вину ставят».
Пауза затянулась и оба замолчали. Доктор бегло писал бумажки латинскими каракулями, а Эдуард молчал и нервно размышлял.
«Может деньги предложить за свободу? Чеков триста? Отдам, что осталось от запасов после Афгана…»
— Как я понимаю, тот ваш шельмец остался жив и здоров? — оторвался от записей полковник.
— Конечно, я же говорю, капитан Лаптюк хоть и хромал, но своими ногами домой утопал. Правда, босиком. Я ему сапоги забыл вышвырнуть вслед с балкона. Он видно отмылся и вызвал скорую. Понимаю, это его грязные делишки, его происки! Кто же ещё! Он сюда вчера приезжал, диагноз диктовал.
— Погоди, дорогой! Так-так-так…Начмед полка это твой соперник? Фамилия Лаптюк, говоришь? Забавно… значит, сначала трахнул жену, а потом мужа в дурку? Вот твое медицинское заключение, читал, ну прям психологический триллер. И написал его, говоришь, твой «молочный брат» Лаптюк! Верно, подпись его стоит, документ датирован вчерашним числом.
— Ах, подонок! Выйду — грохну!
В глазах полковника промелькнуло что-то такое, что Эдик сразу прикусил язык.
— Это я к слову. Не собираюсь я больше с ним х…, пардон, членами меряться… Подлец Серега! А еще в друзья набивался… Да-да… Выпить заходил несколько раз, тоже мне собутыльник. Друг семьи, скажем так, навязывался несколько раз в гости… Зараза! Моя жена, теперь уже думаю бывшая, в полковом медпункте у него в подчинении, медсестрой служит. Вот мы и начали общаться, вроде даже стали дружить. То сам с шампанским зайдет, то с вином, то с коньяком. Выпьем, поговорим, шашлычок сварганили раз на природе. Купаться на озеро ездили, в карты играли, в нарды.
— Он холостой?
— Ну, в гарнизоне — да, холостякует, тут он один живет, а семья его в Карелии пока что. Вот и приблудился к нам, присосался. Блудун, проклятый!
— Весело, ничего не скажешь. А я-то думаю, в честь чего Вы вдруг буянить вздумали. Такая героическая личность и столь безобразное поведение! И выходит, по вашим словам неудавшийся Ромео жив и невредим?
Громобоев хотел было сказать: «к сожалению, жив», — но вовремя одумался и сказал более мягко и обтекаемо.
— Жив и явно здоров! Сумел же мерзавец написать на меня пасквиль, организовать доставку в ваше учреждение, создать мне невыносимые условия существования: уколы, таблетки, смирительную рубашку, путы! И есть такая вероятность, что он сейчас в моей койке барахтается. Хотя… очень на это надеюсь, на месяц-другой блуд я ему отбил!
Эдик криво усмехнулся, вспомнив удар сапогом сзади в промежность Лаптюку.
— По-вашему, я неправильно поступил, вышвырнув подлеца с балкона?
— А как же он выжил?
— Так всего и лететь-то было… три метра… второй этаж…
— А если бы десятый?
— Тогда я бы не у вас сидел, а в другом месте…
— Понятно. И не раскаиваетесь в содеянном?
Эдик отрицательно покачал головой.
— Даже если после разговора посчитаете меня буйным — ни капельки и ни чуточки! Если б раскаивался — тогда б я был точно ваш пациент!
— Ну, что же… — доктор встал со стула и обошел стол. Раздевайтесь! Давайте-ка, голубчик, я Вас осмотрю для порядка. Не повредит.
Полковник заставил Эдуарда приседать, пройти по комнате, встать на цыпочки, достать, зажмурив глаза, по очереди пальцами левой и правой руки кончика носа, поводил молоточком перед лицом, велев следить за движением, постучал обратным концом молоточка по рукам, ногам, груди… Затем Громобоев снова приседал, вновь ходил по прямой, опять приседал попеременно на одной ноге. Капитан терпеливо выполнял требования врача: всё делал четко, без протестов, без насмешек и иронии. По завершении физкультуры врач включил лампу и заглянул в глазные яблоки, потрогал голову, помял затылок, основание черепа, осмотрел темечко… И ещё много чего… Эдику было забавно, но он сдерживался и помалкивал.
— Ну, ладно. А что бы ты сейчас с ним сделал, с этим Лаптюком, если всё вернуть обратно, во вчерашний день? — полюбопытствовал доктор, завершив колдовать над пациентом.
— Снова вышвырнул бы из квартиры, так же с балкона или лучше спустил бы с лестницы. Это было бы ещё больнее… — тихо и обречённо ответил Эдик, понимая, что возможно тем самым подписывает себе психиатрическое заключение, своеобразный медицинский приговор.
— Всего-то? А я бы — убил! — сурово произнёс седой полковник, сверкнул глазами стального цвета и достал из ящика стола два гранёных стакана.
«Ну, вот, как я и думал! Психопат!» — подумал Эдик, не отводя взгляда от колючих глаз полковника.
Затем психиатр извлёк из тумбочки початую бутылку водки, шоколадку, нарезанный хлеб и банку огурчиков.
«Вот это другой разговор!» — Эдик даже повеселел, он никак не ожидал такого резкого разворота в своём деле.
— Давай хоть познакомимся! Всеволод Васильевич! — врач пожал руку пациенту. — Ща выпьем по первой и можно просто Сева!
— Эдуард!
— Я в курсе, — ухмыльнулся доктор, скосив глаз в медкарту, и подмигнул.