Мятежный капитан
Шрифт:
— За что ты меня так? — обиделся Юра. — Чего я тебе плохого сделал?
— А что лично тебе семиты плохого сделали? А их дети, в чём виноваты? В карман твоего кителя кучу навалили?
Прапорщик слушал перепалку на расовые темы двух подвыпивших капитанов и заливался ехидным смехом в уголке.
Лукавенко густо покраснел, обильно вспотел, и выругался.
— С вами умниками свяжешься — обязательно себя круглым дураком почувствуешь!
— А ты почувствуй себя дураком квадратным или прямоугольным. Будем тебя не катать, а валять. Круглым быть легко…
— Я не говорил об уничтожении и репрессиях! Я за власть русских в стране!
— А-а-а! Россия для русских? — живо отреагировал Эдик на очередной ляп артиллериста. — Так это уже было у ефрейтора Адольфа
— Опять ты передергиваешь! Я за строго-пропорциональное представительство во власти всех народов, особенно коренной, титульной нации.
— Нации или наци? Уточни…
— Да пошёл ты…
— А хохлов к власти допустим? — вновь усмехнулся Эдик и подмигнул. — Ровно одну пятую должностей хохлам, или чуть меньше? Кто будет вести подсчёт постов?
Капитан Лукавенко сопел и молчал.
— А я наоборот выступаю за демократию без ограничений по национальному признаку! — продолжал Громобоев. — Пусть народ сам изберёт, кто должен быть в Советах. А вы всё время пытаетесь провести люстрацию: то без коммунистов, то без евреев, то без очкариков, то без хохлов.
— Не ври, об украинцах речи не велось, — буркнул Лукавенко.
— А мне, например, они не нравятся! У нас в Питере сало кончилось — это они пожрали! Поэтому я считаю с хохлами надо тоже решить коренным образом, — продолжал издеваться и ёрничать Эдик.
— Нет, хохол хохлу рознь! — авторитетно заявил Еремеев. — Бывают западные, бывают — восточные, есть бандеры, а еще есть одесситы. А ты, Юрик, какого замеса хохол?
— Я — русский! Решительно произнёс Лукавенко. — Я родом из Сибири и долго жил на Дальнем Востоке, у меня и в паспорте записано — русский.
— Повторяю: мы будем бить не в паспорт, а в морду. Подставляй! Вернее — будут бить наши, чистокровные русские арийцы, — рассмеялся Эдик и разлил остатки водки по стаканам. — Ладно, мир! Не сердись, Юрик, но не болтай лишнего, не подумавши хорошенько. А то много вас мастеров заявлять: всех убить, повесить, расстрелять, перебить… Ты сначала сам себя представь в роли вешателя, в расстрельной команде с автоматом, перед тобой толпа баб и детишек, и какая-то сволочь тебе командует — пли! И что сделаешь? Выполнишь преступный приказ?
Если готов — тогда продолжай трепать языком, но эта болтовня не от большого ума. И учти, что в этом случае я тебе больше не друг! Сейчас провокаторов-говорунов развелось — сотни тысяч! Призывают массы: захватить, покорить, истребить, сослать. А начнёшь с таким демагогом беседовать, то у него самого на дело кишка тонка. Сам этот деятель в горы с автоматом кишлаки зачищать идти не готов, за его бредовые идеи должен биться дурной дядя. Дурным дядей, вернее мальчиком-солдатиком, больше быть не желаю. Да, ты раскинь мозгами, и так судя по нашей доктрине, мы со всем миром готовы враждовать! И на западе, и на востоке и на юге. А разве можно воевать с целой планетой, да ещё с нашей столь отсталой экономикой? Мы ведь технологически плетемся в хвосте цивилизованного мира, опаздываем лет на двадцать! С дубинкой на танки? Ура-ура? Средства связи — дрянь, радиоэлектроника — дерьмо, техника собирается при помощи кувалдометра и ёппанной матери! Я не уверен, что в случае чего ракеты упадут в заданном районе на территории противника, думаю, половина рухнет у нас в тайге, в тундре, и на свои города! А сидя в курилке, предлагать показать американцам кузькину мать — несусветная дурость!
…Вечер не то чтобы был испорчен, но перестал быть душевным. Спиртное закончилось и приятели, насупившись, разошлись недовольные друг другом.
Глава 10. Съезд народного фронта
После бурной дискуссии в каптёрке капитан Громобоев ещё более утвердился в необходимости найти единомышленников и пообщаться с ними. Следующим вечером Эдик позвонил по телефону, указанному в листовке: узнал порядок регистрации и представительство на форум. Выяснилось: один делегат выдвигается на съезд от пяти человек из местных отделений оппозиционеров. До начала мероприятия оставалось две недели.
Через пару дней за игрой в нарды Громобоев рассказал комбату об увиденном воззвании, осторожно прозондировал почву, интересна ли эта новость Туманову.
— Конечно, после психушки, тебе Эдуард теперь прямая дорога на митинги и собрания. Чего не хватало медикам, чтоб закрыть тебя надолго? Диагноза! Сходи, поболтай, а как засветишься перед чекистами и необходимый диагноз тебе сразу обеспечен. Мой совет — не лезь в политику!
Эдуард выслушал совет старшего товарища, ухмыльнулся, промолчал, но с маниакальным упорством всё проделал с точностью до наоборот. Он предпринял новую попытку найти компаньона, поделился своим желанием попасть на мероприятие с недавним собутыльником, постоянно философствующими недовольным властями прапорщиком Еремеевым. Угадал! Валерка воспринял предложение с восторгом, и товарищи тут же в каптёрке составили протокол фиктивного собрания, включили в него для численности офицеров роты, без указания воинских званий, подписались и выдвинули себя делегатами съезда. Дело было сделано!
В субботу Эдуард отвез протокол по указанному адресу в какой-то НИИ, получил из рук старушки бумажку с приглашением и адресом. Всё гениальное — просто. Выходит на съезд мог попасть любой! В принципе никакого преступления, они же не к государственной кормушке лезли, и не на съезд КПСС устремились, где раздают должности и тёпленькие местечки. Да за одно участие в подобном мероприятии легко могут дать и по шапке, и по голове, и из армии погнать с «волчьим билетом».
На съезд военные делегаты пробирались соблюдая все правила революционной конспирации: добрались на метро, огляделись, прогулялись пешком три автобусные остановки, затем чуть постояли, снова осмотрелись, прошли мимо «явки», вернулись назад, опять сделали круг. Местом для проведения сходки организаторы выбрали старый Дом культуры с обшарпанными серыми стенами. Примерно за сотню метров, ещё на дальних подступах к ДК наши военные конспираторы увидели группы людей интеллигентной внешности, которые что-то горячо обсуждали, и активно жестикулировали. К ступеням парадного входа было не подступиться.
Народ тусовался приметный и экстравагантный: практически каждый с косматой бородищей, с окладистой бородой, или хотя бы с аккуратной бородкой, с усами или усиками, многие были длинноволосыми словно хиппи семидесятых годов, хотя отдельным гражданам с растительностью не повезло, но те экземпляры были с обличием типичных мудрецов — с крутыми сократовскими лбами. Одеты делегаты по большей части тоже были занятно: в мятые, засаленные свитера и пуловеры, кое-кто попадался в косоворотках, группа анархистов в кожанках, встречались мужчины и в кургузых пиджаках. Нигде не было видно чиновного люда при пиджаках и галстуках, и застёгнутого на все пуговицы от пупа до подбородка.
Громобоев и Еремеев заняли очередь на регистрацию, встав в хвост толпы, и постоянно и тревожно озирались по сторонам, ожидая неминуемого милицейского налёта или чекистской облавы. Но демократы вокруг в отличие от них бродили с независимым видом, свободно спорили о вещах, за которые, не то что могли, а просто обязаны были расстрелять ещё пару лет назад. Дискутирующие непринуждённо обсуждали такие запретные темы как: за сколько миллионов марок Ленин и большевики устроили переворот в России, сифилитик ли был Ильич, а Сталин параноик или просто патологический садист, как безболезненно и эффективно ввести частную собственность на средства производства и превратить землю в товар. Много чего криминального за полчаса топтания в очереди услышал Эдик. Военные заговорщики психовали, косились по сторонам, отворачивались от съемки видеокамерами, беспрестанно оглядывались. Видео и телевизионных камер было много, и явно половина из них вела оперативную съемку.