Мятный поросенок

Бодэн Нина

– Сказка, и только, - молвила тетя Сара.
– Думаю, что сначала это был какой-нибудь Птичий колодец - множество птиц гнездится в этих мecтax!
– но с годами название поменялось, как это нередко бывает с на­званиями.

– Анни Даусетт там живет, - сказала Полл, - на той дороге, что идет мимо Колодца невесты. Не хотела бы я быть на ее месте, когда она бежит домой, зимою!

– Не слишком ли много времени ты проводишь с этой Анни Даусетт?

– А почему бы и нет?

– Потому что.

– Анни моя подруга, - сказала Полл.

Но она это сказала себе под нос, совсем тихо - только Тео мог это рас­слышать.

Полл отлично знала, за что мама недолюбливала Анни Даусетт, но сама как раз за это ее и любила. Анни носила старье в будни и в празд­ники, дралась с мальчишками, была грубиянка и на все способна. Она даже согласилась сопровождать Полл в самый трущобный квартал города, кото­рый назывался Скотобойня, - беспорядочный и тесный лабиринт узеньких закоулков и ветхих домов. Тетя Сара сказала, что ни одна воспитанная девушка не пошла бы через этот квартал даже средь бела дня, а уж вече­ром и говорить нечего. «Ой, я бы - ни за что!» - сказала Лили, передер­нув плечами, и, разумеется, Полл тут же решила побывать там.

Она и Анни отправились на Скотобойню в последний день пасхи, сразу после школы. Полл сперва нервничала, потому что не знала, что ее ждет. А узнав, разочаровалась: ничего такого ужасного. Правда, не слишком опрятное место, овощные отбросы чавкают под ногами, женщины переки­дываются новостями и сплетнями, не отходя от своих порогов, детишки возятся у их ног...

Полл тогда подумала, что в жизни не видывала такого количества детей­. Тощие и толстенькие, бледные и румяные, они цеплялись за материн­ские юбки или сидели в рахитичных колясках. А один младенчик уронил на землю свою погремушку, и, когда Полл подняла ее, он перестал пищать и улыбнулся ей. Щеки были у него толстенькие, упругие и блестящие. Полл обратилась к его маме:

– А мне кажется, я ему понравилась. Как вы думаете, можно мне им погулять?

Женщина смотрела на Полл молча. Она была высокая, с большой грудью и крупным лицом, а глаза темные, с жестким блеском. Она засмеялас­ь, и Полл увидела, что у нее многих зубов не хватает. Притом Полл не сразу поняла, что женщина смеется н а д н е ю. А когда Полл повернулась, чтобы уйти, женщина из соседнего дома стала смеяться, а за ней и следую­щая, и смех этот заполнил, кажется, всю улицу, бил по ушам... Анни схватила ее за руку:

– Бежим! Живей!..

Они бежали, заляпывая ноги грязью, бежали по кривым улочкам, ми­мо сумрачных лачуг, все двери у них нараспашку, мимо других женщин­ - бежали туда, где Маркет-сквер, такая широкая и безопасная. Вздохнув након­ец свободней, они поглядели друг на дружку. Анни с удивлением, Полл виновато.

– С чего это ты вдруг с ней заговорила?
– сказала Анни.
– Рехнулась, что ли?

– Сама не знаю.

Полл сгорала от стыда, издевательский смех все звенел в ее ушах.

– Скажи спасибо, - добавила Анни, - что она в ухо тебе не съездила!

– А что я такого сделала? Не нагрубила ничуть, только попросила ре­беночка подержать.

– Все равно довольно странно с твоей стороны. Она подумала, что ты психическая.

– Да почему?! Я вообще люблю возиться с маленькими, а у нас дома ни одного своего.

Анни пожала плечами:

– Если тебе младенцев не хватает, приходи ко мне домой и возись сколько влезет, всегда пожалуйста.

– Спасибо, - ответила Полл.
– приду как-нибудь. Вот только у мамы спрошу...

Полл знала: мама ей этого не разрешит, но она надеялась, что Анни догадывается, что Полл это знает.

Два дня спустя Полл отправилась к Анни без разрешения. И в на­строении самом гнусном.

Это был канун страстной пятницы, и мама готовила булочки. Она лепила их из дрожжевого теста - руки все в муке - и метила эти маленькие ржаные хлебцы тупой стороной ножа. И вот она выставила партию пер­вого замеса к огню, чтобы поднялись, а сама пошла вымыть руки и миску. Всего на какую-нибудь минуту она отвернулась от булочек, но, когда снова глянула, их уже не было, ни единой. Ни даже крошек не осталось - только довольный пухленький поросенок, восседающий на тряпичном коврике пе­ред огнем и улыбающийся во всю пасть.

– Ах чтоб ты пропал!
– воскликнула мама, хватая метлу.
– Курят­ник - вот твое мecтo!..

Полл услышала поросячий визг и выбежала в кухню. Джордж, кото­рый в это время сидел за столом и читал, поднял голову и проговорил спо­койно:

– Он же не виноват, мама. Бедный малый, откуда ему знать, что этого нельзя?

– А ты, конечно, не мог его прогнать? Носом в книгу, как всегда!

– И тут не вижу преступления.

– Не вижу помощи ни от кого! И без этой балованной свиньи хватает с меня забот! Платье для мисс Дюваль еще не закончено, а тут!.. Мое тер­пение скоро лопнет!

– С пылу, с жару, как эти булочки...
– проговорил Джордж, ни к ко­му не обращаясь.

Неразумная шутка, и она не помогла делу. Мама зловеще сжала рот, огрела Джонни метлой по заду и погнала его, отчаянно хрюкающего, в сад по длинной гаревой дорожке. А Полл бежала следом до самого ку­рятника, протестовала: