Мычка
Шрифт:
Приняв решение, Мычка подобрал одну из приготовленных для топки ветвей, с помощью ножа нащепил лучин. Сложив получившиеся щепки шалашиком, он принялся осторожно раздувать угли. От дыхания слой пепла вздыбился, разлетелся седыми космами, сердито вспыхнули красные глазки углей. Мычка улыбнулся, подул сильнее. Огоньки заалели, набрали сил. Вспыхнула одна лучинка, скукожилась, отдавая жизнь огню. Затем еще одна. И вскоре пламя весело затрещало, вгрызаясь в предоставленную пищу, а от очага пошли волны живительного тепла.
Согревшись, Мычка прислушался к ощущениям. За время вынужденной неподвижности сил заметно поубавилось. Даже такая простая работа, растопить огонь, вызвала утомление. Он распахнул рубаху, поморщился. Кожа обвисла, а ребра выперли, будто он долго голодал. В нескольких местах виднеются свежие шрамы. Но на вопрос - откуда, память остается глуха. По всей видимости это следы последнего столкновения с теми, кого он считал своими, но... ошибся.
Руки пробежались по телу, прикасаясь, ощупывая, нажимая. Пальцы отметили бугорки свежих рубцов, едва заметные шероховатости затянувшихся ссадин. Не так много, как могло бы быть. Хотя, кто его знает, какие повреждения скрыты глубоко внутри, под кожей: разорванные связки, поломанные кости, ушибленные внутренности. Однако главная рана не там, ее не увидеть, даже вскрыв грудную клетку. На сердце остался глубокий рубец, что не перестал кровоточить и по сею пору. Да и не известно, перестанет ли когда-нибудь.
Прекрасная девушка, о ком он мечтал, лучшая из всех виденных когда-нибудь, предала. Она могла не ответить, посмеяться, наконец, просто отказать. Но она предпочла другой путь, намного-намного более ужасный. Прикинувшись подругой, привести в западню, подставить под суковатые дубинки братьев, а когда он стал побеждать, вмешалась, отвлекая от подкрадывающегося со спины противника.
Даже сейчас, когда прошло время, воспоминания отозвались болью. В голове поплыло, а руки предательски задрожали. Почему так случилось? Как вообще подобное могло произойти? Что он сделал, что у всех селян, не у одного, не у двоих, у всех! вызывал лишь ненависть и отчуждение? Неужели тому виной лишь иная форма ушей, да чуть более светлая кожа, или, указывая на зримые отличия, местные имели в виду нечто совсем-совсем другое?
Мычка ушел в мысли настолько, что не обратил внимания ни на тихий стук, ни на прокатившуюся волну холода. Лишь возникший перед взором темный силуэт оторвал от тягостных раздумий. Силуэт возник так внезапно, что Мычка вздрогнул, поднял голову. Хозяин дома стоит рядом, руки скрещены на груди, черные провалы глаз смотрят в самую душу.
Мычка растянул губы в слабой улыбке, произнес, извиняясь:
– Задумался я, даже и не заметил, как оказался не один. Рад видеть тебя в добром здравии...
– он запнулся, напрягся, лихорадочно вспоминая имя спасителя...
– Филин.
Тот усмехнулся, сказал ворчливо:
– Еще бы не рад. Вон, вижу, мясо все схарчил. Даже травой не побрезговал, что странно. Она, конечно, вещь полезная, но до чего противна на вкус...
– Заметив, как гость заливается краской стыда, отмахнулся, добавил мягче: - Да ты не красней, не красней. А то догадаешься еще, побежишь квитаться.
Мычка потупился, странный охотник словно прочел его мысли, сказал покаянно:
– Я обязательно отплачу тебе за спасение, лишь немного окрепну. А то сил совсем не осталось: едва огонь разжег, а уже заморился.
Тот ухмыльнулся, произнес:
– Видел я, как ты заморился. Уже и на улицу сбегал, и избу осмотрел. Но это так, к слову. То хорошо, что встал. Знать на поправку идешь. Было бы обидно, произойди по-другому.
– Чего обидного?
– Мычка взглянул с интересом.
– Да то и обидно, что кормил тебя, отмывал, с боку на бок переворачивал. Да и до дома дотащить, скажу прямо, не легкое дело. Хорошо у тебя плащ оказался, на нем и доволок. Иначе б точно бросил.
Столь спокойные рассуждения хозяина дома о жизни покоробили. Еще совсем недавно Мычка бы возмутился, но пребывание в деревне чужаков заставило взглянуть на мир по-другому, и он лишь спросил тихо:
– А стоило ли пытаться?
Филин взглянул искоса, сказал со странной интонацией:
– Был бы ты из местных, даже пытаться бы не стал, а то и добил бы, чтоб не мучался. А так, кто знает, что ты есть... вершинник.
Слово неприятно резануло слух. Мычка нахмурился. Названия своего... рода, племени? он услышал недавно, но всякий раз, произнося это слово, говорящий преисполнялся презрения. Однако в устах охотника оно прозвучало обыденно и совсем не обидно. Подозревая подвох, Мычка насупился, поинтересовался:
– Зачем спасать вершинника? Он же нечисть лесная - не человек.
Филин пожал плечами.
– Так ведь и я не человек. Разве не заметил?
Слова хозяина домика прозвучали просто, и даже буднично, но Мычка ощутил, как вздыбились волосы на загривке, спросил осторожно:
– Вершинник?
Собеседник покачал головой, в его лице промелькнула грусть, будто вопрос гостя всколыхнул давние переживания, ответил тихо:
– Подземник.
Мычка открыл и закрыл рот. На языке вертелся вопрос. Несколько мгновений он честно сопротивлялся, не желая обижать спасителя неуместным интересом, но не выдержал, выпалил скороговоркой:
– А что значит подземник? Твое племя живет под землей? Разве такое возможно?
Лицо Филина приобрело прежнее выражение, а губы искривились в усмешке. Он произнес:
– Мое племя живет много где, собственно, как и твое. Но, в целом, если не придираться к мелочам... Да, большая часть моего народа живет далеко на востоке, в глубоких просторных пещерах.
Мычка изо всех сил всматривался в лицо собеседника, пытаясь понять, шутит ли тот. Но Филин оставался серьезен, и Мычка похолодел, ощутив, как сразу стало зябко и неуютно. Мир, каким он его всегда знал, изменился, наполнился неведомым, темным и загадочным. Изменения начались, лишь только он обнаружил, что заблудился. Уже тогда стоило подумать. Однако, он не сделал выводов, в наивной самоуверенности предполагая, что легко вернется в деревню, стоит лишь немного поднапрячься.
Но он ошибся. Раз ступив на путь - уже не вернешься. И каждый последующий миг это подтверждал. Деревня, где люди живут по непривычным, странным правилам. Он думал, что попал к своим, но ошибся. Не желая разобраться в происходящем, раз за разом бился в стену, пытаясь следовать своим, привычным представлениям. Но это был уже не тот мир, к какому он привык. И расплата за нежелание понять последовала незамедлительно. Он остался жив лишь чудом. А оставленные руками и ненавистью раны будут болеть еще долго, не позволяя забыть урок.