Мычка
Шрифт:
Застонав от боли, Мычка очнулся. Раскрыл глаза, и тут же зажмурился. Перед самым лицом пышущий жаром огненный ком, а по сторонам, на самом краю зрения, жуткие лики демонов.
Огненный шар рывком отодвинулся. Раздался исполненный презрения голос:
– Смотри-ка, живуч, нечисть.
– Я уж думал не очнется, - в тон добавил другой.
– Сколько бы жизни не было, а дубья все больше, - хохотнул третий, поперхнулся, закашлялся.
Первый проворчал сурово:
– Ты б не болтал попусту. Сейчас сляжешь, тащи потом до деревни. Он ж тебе всю требуху отбил, не иначе.
Третий прокашлялся, послышался смачный плевок, просипел с угрозой:
– Давайте добьем выродка. Он же, гад, каждого достал, и не по разу.
– Ну добей, коли не лень, - отстраненно бросил второй.
– Охота руки марать? Все одно сдохнет. Отделали так, что будь и в три супротив него здоровее, не сдюжил бы. А тут, глянь, кожа да кости.
– От этих костей у меня до сих пор голова гудит и на одно ухо не слышу.
– Зло прошипел третий.
– Разделать бы его, да помедленнее, чтобы вдосталь помучился, покричал. Слышь, нежить, тебя как лучше, снизу вверх выпотрошить, или сверху вниз?
Зашуршало. Мычка ощутил удар по ноге, слабый, едва ощутимый. Не то противник впотьмах промахнулся, не то, изломанное боем, тело онемело настолько, что потеряло всякую чувствительность. Но в этот момент раздался голос, от которого дрогнуло сердце, а глаза раскрылись сами собой.
– Мне надоело торчать посреди леса. Я замерзла и хочу спать.
Совсем рядом, нет и нескольких шагов, стоит та, о ком он грезил в мечтах, с кем шел по лесу, и кого защищал всеми силами. Ее одежда в порядке, тесемки завязаны, на покрывающем рубаху белоснежном меху ни капли грязи. Девушка стоит, скрестив руки, уперев взгляд вдаль. Но почему она так спокойна, ведь напавшая троица совсем близко? Что произошло? Или, напуганная до смерти, девушка не в силах сдвинуться, и вот-вот случится непоправимое?
В безумном стремлении предупредить, спасти от неминуемой участи, Мычка потянулся, попытался крикнуть, но рука лишь едва приподнялась, упала плетью, а голос захлебнулся, сорвался на хрип.
– Гляди-ка, дергается, - воскликнул один из парней.
– Сейчас поползет. Нет, до чего ж живуч!
Девушка повернула голову, бросив мимолетный взгляд на говорившего, попросила:
– Подсвети.
Тот с готовностью взял факел из рук товарища, поднес огонь так близко, что у Мычки заплясало в глазах. От жара выступили слезы, мир ненадолго размыло, а когда взгляд очистился, прекрасный лик оказался совсем рядом, мгновенно вытеснив собой все остальное.
Девушка несколько мгновений всматривалась ему в глаза, так что он успел налюбоваться очаровательно припухшими губами, темной синевой глаз, плавным изгибом ресниц, и вдруг улыбнулась. Только, вместо ободряющей милой улыбки, губы сложились в презрительную усмешку. Мычка проследил, как изящные пальчики дотронулись до щеки, прошлись по волосам, и... брезгливо отряхнулись.
Кривя губы от недовольства, девушка произнесла:
– Ты так и не понял главного?
– Перехватив полный непонимания взгляд вершинника, она покачала головой, бросила с отвращением: - Ты же лесной человек, должен чувствовать. Посмотри на меня! А теперь взгляни на него.
Нежные, и такие мягкие на вид, руки грубо схватили за голову, рывком повернули. Парень, что стоял возле, осклабился, поводил факелом, освещая себя с одной и с другой стороны. Голова раскалывалась, в глазах плыло, но Мычка честно попытался понять. В россыпи осколков мыслей зародилось смутное понимание, но девушка не стала ждать, пока, оглушенный, он постигнет истину.
– Мы дети одного отца, это мои братья! Ты, лесная нечисть, жалкое подобие человека, тайком прокрался в село, выпросил ночлег, и чем отплатил? Ты прилюдно унизил моих братьев, смешав их честь с землей. Ты посмел подойти ко мне, мне, дочери старосты! На что ты наделся, чего ждал? Отец не хотел плодить ненужные пересуды, и лишь потому не прибил тебя еще там, в деревне. Хотя, мне ли не знать, как он того жаждал.
Чудесный лик по-прежнему закрывает мир. Глубокие, как небо, глаза смотрят внимательно и строго, губы шевелятся, произнося слова успокоения. Сознание плывет, не в силах ухватить смысл. Но этого и не надо. Ведь прекрасная незнакомка не может сказать ничего плохого или неприятного. Губы двигаются вновь и вновь, слова раз за разом повторяются, по-прежнему нежные, хоть и понятные с трудом. Только, отчего вдруг так заломило в висках, а в груди начал разрастаться холодный ком? Не оттого ли, что...
– Оставь.
– Один из парней положил девушке руку на плечо.
– Видишь, он не понимает ни слова.
Другой хмыкнул, сказал подобострастно:
– Что уж говорить, хорошо приложил. Чувствуется рука мастера.
Девушка дернула плечом, сбрасывая руку, сказала зло:
– Не торопи. Иначе удовольствие будет не полным.
– Нагнувшись, так что губы почти коснулись уха, прошептала: - Это я предложила братьям спрятаться в лесу, и вывела тебя на них. Здесь ты останешься, здесь и умрешь, отплатив кровью за позор. А честь нашей семьи будет восстановлена.
Небо обрушилось. Чудовищное понимание затопило разум, захлестнуло черной волной. Тело скрутило судорогой. Не в силах поверить в происходящее, Мычка замычал, забился. Руки заскребли снег, а ноги задергались в попытках уползти от жуткой, выжигающей внутренности, боли отчаянья. Он затряс головой, в мучительном стремлении отвернуться, но шея будто задеревенела, а веки примерзли, не позволяя отвести взгляда от прекрасного облика, что утратив прежние черты, преобразился, из небесного лика, превратившись в ухмыляющуюся демоническую маску.
Третий брат, до того стоявший в сторонке, сказал с изумлением:
– Надо же, понял. Умеешь ты, сестренка, объяснить.
Девушка несколько мгновений смотрела на бьющегося в агонии вершинника, затем встала, сказала с удовлетворением:
– Ну вот и все. Теперь можно идти.
– А с этим что?
– Факел уперся Мычке в грудь.
– Оставь, пусть помучается.
Старший брат нахмурился, сказал с сомнением:
– А если выживет?
Девушка хищно улыбнулась.
– Не выживет. Для него же мир рухнул. Видишь, как скрутило?