Мыс Доброй Надежды
Шрифт:
Мыс Доброй Надежды! Я узнал о нём из какой-то старой, сильно потрёпанной книжки, которую, ещё будучи мальчишкой, нашёл в районной библиотеке на улице Строителей, куда как заворожённый ходил за приключенческой литературой несколько лет подряд и потом с восторгом читал её, забыв обо всём на свете. Всё же верна фраза: «Мы все родом из детства» – именно тогда закладываются в нас многие привычки и пристрастия, которые часто сопровождают нас до конца жизни. Если говорить о мысе Доброй Надежды, то это название дал португальский король Жуан II в 1497 году, после того как через десять лет, после неудачного морского похода Бартоломеу Диаша, другой, не менее известный португальский мореплаватель Васко да Гама, благополучно обогнув злополучный мыс, доплыл до Индии, открыв таким образом Португалии путь к её несметным богатствам.
Кстати сказать, с этим мысом связана легенда о «Летучем Голландце».
«Меандры… разрезы… станции», – доносилось из каюты начальника рейса Казимира Семёновича Котова, когда я шёл по коридору на палубу. «Всё изменилось, – с тоской думал я, – раньше в этой каюте чаще звучало слово “рыба”, но тогда начальником рейса был известный ихтиолог, доктор биологических наук Шубин, с которым мне интересно и легко работалось в прошлых экспедициях. Кроме того, в этот раз меня заинтриговали почти полная трезвость матросов и беспробудное пьянство командного состава во главе с капитаном – пузатым взлохмаченным коротышкой. Поэтому я ничуть не удивился, когда, не успели мы отплыть от Мапуту на несколько десятков миль, как намертво заглох главный двигатель: возможно, заклинило поршни и повредило цилиндры».
Старший механик – чумазый увалень, веселясь неизвестно чему, восторженным голосом сообщил:
– Двигатель ни к чёрту! Ха-ха-ха! А если, ко всему прочему, в нём полетела одна важная штука, это значит, что рейс накрылся медным тазом, ха-ха-ха! И двигателю понадобится капитальный ремонт: придётся его весь перебирать, а это займёт несколько месяцев, но до этой самой «штуки» мы пока ещё не добрались, и если она осталась цела, то на ремонт двигателя уйдёт всего несколько дней. Ха-ха-ха!
Я даже, неожиданно для себя, обрадовался такому, уже привычному, началу экспедиции и необузданное веселье старшего механика воспринял как должное. Полная готовность судна к длительному плаванью сильно удивила бы меня, так как я хорошо помнил, как начинались предыдущие рейсы, и в этот раз психологически подготовил себя к дальнейшим форс-мажорам и «внезапным поломкам» нашего судна, а также к залихватским и «жизнеутверждающим» высказываниям типа «медного таза», или «лебёдка не тянет», или «гребной винт полетел к такой-то бабушке», ну и так далее – по списку. Единственное, что утешало меня, так это то, что, к нашему счастью, такая важнейшая поломка главного двигателя судна произошла не в открытом море и не в бушующий шторм, а недалеко от берега. Вероятно, и опытный и много чего повидавший в рыболовном флоте старший механик веселился по этим же причинам. «Слава Богу! – воскликнул я про себя. – Всё идёт как надо!» – и, вздохнув с облегчением, поднявшись на свой любимый ботдек, принялся писать этюд мерцающего Индийского океана.
Научная группа бездельничает: то и дело гоняет чаи в ихтиологической лаборатории, и каждый по очереди вслух читает потрёпанный детектив с банальным сюжетом, в котором то и дело встречаются жулики, проститутки и бандиты с кличками: Васька косой, Резаный, Слон, Макрушник, Маруха, Любка-давалка и даже Ги-бон, – ну и прочие оригинальные «кликухи», без которых этот детектив вообще потерял бы какую-либо привлекательность. Сегодня чтецом оказался мой сосед по каюте Федя, который просто упивался «закрученным» сюжетом и со смаком произносил кличку того или иного уголовника, восторгаясь умением водить за нос следователя и уходить от погони. Пока мы тешились детективом, наше судно не спеша, со скоростью шесть-семь узлов, на запасном двигателе возвращалось назад – к Мапуту – с намерением в сам порт не заходить, а покрутиться рядом, пока не приведут главный двигатель в порядок.
Радость небесная! Таинственная «штука» в двигателе оказалась цела, и его ремонт занял всего два дня. По такому случаю начальник экспедиции Казимир Семёнович Котов собрал всю научную группу у себя в каюте, чтобы «выпить по чарке», отметив таким традиционным способом это удивительное событие. Выпивая и будучи законченным фанатиком своего дела, он принялся с излишней подробностью расписывать значение в мировой науке меандров и глобальных земных разломов, в районе которых постоянно происходят необъяснимые и таинственные явления, раскладывая их многочисленные чертежи на столе и нудно растолковывая каждый из них подвыпившим научным сотрудникам.
Я ничего не хотел понимать, чтобы не нагромождать голову лишней информацией, а лишь поддакивал и кивал головой, – как я заметил, то же самое делали и другие, стремительно накачивавшиеся спиртным. Понимали ли они, что им вдалбливал начальник рейса, я не знаю, но вот о рыбе не было сказано ни слова. В конце концов, я перестал напрягаться, а полностью расслабился и принялся смотреть в распахнутый иллюминатор: любоваться беспрерывно меняющимся океаном и вслушиваться в музыку волн и ветра, правда, иногда, на всякий случай, кивая головой и временами поглядывая на скромную и симпатичную Каролину, которая почти не пила и с интересом прислушивалась к гулу голосов. Немного погодя, когда все дошли до кондиции и начался ещё более невообразимый гвалт и шумные споры, нужда в кивании головой отпала; за иллюминатором наступила непроглядная темнота, и начались полувнятные разговоры ни о чём, перевалившие далеко за полночь.
Первые капризы капитана
На следующий день капитан, узнав о нашей пьянке, в отместку за то, что начальник рейса не соизволил пригласить его на столь важное торжество, объявил по спикеру возмущённым, с нотками обиды и язвительности, голосом:
– Во время перехода к месту исследований сотрудникам научной группы запрещается слоняться по палубе во время палубных работ, так как своим разнузданным видом вы станете производить неприятное впечатление праздношатающихся, а это, в свою очередь, будет возмущать работающих в поте лица палубных матросов и влиять на их дисциплину и природную трудоспособность.
Я уж не знаю, зачем он понёс такую белиберду, видимо, злоба часто выключает мозги, но так называемая работа палубных матросов «в поте лица» и странная «природная трудоспособность» заключались в том, что иногда кто-то из них нехотя скоблил палубу или подкрашивал облупившиеся места корпуса судна, весело матерясь и болтая со своим напарником. Обида капитана была не совсем понятна, так как все знали, что он предпочитал приводить себя в «изумлённое» состояние, как и подобает капитану, в полном одиночестве, закрывшись у себя в каюте. Может быть, он считал подобное действие со стороны научной группы проявлением неуважения к нему, но в предыдущих рейсах я ничего похожего среди капитанов нашего судна не наблюдал, однако «новая метла по-новому метёт». Вероятно, эти его капризы придётся учитывать в дальнейшем, чтобы не накалять обстановку на судне, но заклиниваться на этом точно не стоит, иначе будут появляться другие необъяснимые капризы, и так будет продолжаться до конца рейса. Предыдущие экспедиции это хорошо показали, но здесь всё будет зависеть от мудрости начальника рейса, так сказать, от его умения ладить со столь непредсказуемыми и нервными людьми.
Пока же возмущённая до глубины души неуправляемая научная группа в знак протеста перенесла свои детективные чтения на свежий воздух и теперь всё свободное время стала проводить на палубе, читая вслух один детектив за другим, благо, что в кладовке этих зачитанных до сальных и рваных обложек книжек было пруд пруди. Такое наглое поведение «паучников» и полное игнорирование его несуразных требований выводило капитана из себя: то и дело, ещё более взлохмаченный, он выбегал на мостик, изумлённо смотрел на «наглую» группу чтецов, вальяжно расположившихся на ботдеке, затем растерянно озирался по сторонам, тщательно слюнявил указательный палец и, устремив его в небеса, застывал в этой нелепой позе на несколько секунд, видимо, таким странным способом демонстрируя свои деловые качества. После чего убегал в рубку и что-то не своим голосом орал по спикеру, но ничего поделать с нашим коллективом, сплочённым детективами, не мог, тем более, что непосредственный начальник научной группы Казимир Семёнович в этих увлекательных чтениях не принимал участия. Забыв обо всём на свете и про капитана тоже, он в полном упоении на больших листах ватмана чертил у себя в каюте «глобальные земные разломы» и что-то ещё – загадочное и беспредметное, похожее на супрематизм Малевича.