Мышеловка
Шрифт:
Последний вариант – аварийный. Артюхову здесь не нравилось. Когда проект стартовал, он любил Зону, теперь – возненавидел. Он страстно желал разделаться с Фрайбом и вернуться домой. Но гениальный инвалид его серьезно переиграл, убил, имитировав инсульт, профессора Можайского, который помогал Артюхову, но не рассчитал, что есть аварийная система, созданная в тайне от него. Есть ли система, блокирующая аварийную, Артюхов не знал.
Створки автоматической двери так и остались наполовину открытыми. Верхняя напоминала гильотину. Переступив через нижнюю и пригнувшись, Игарт проник в пирамиду и с недовольством
– Фонарик есть? – спросил он у Коваля.
– Фрайб забыл мне его накодить, – проговорил тот; снова тренькнул КПК, детектив достал его – экран загорелся синим – и принялся писать сообщение, матеря Фрайба на все лады. Закончив, он протянул вперед руку с устройством: – Не сказал бы, что светло, но дорогу видно. И еще вопрос, когда… Если запустим резервный генератор, все снова заработает или нет? В смысле, система, цифровая копия Фрайба?
– Зажгутся лампочки, прожекторы, на том дело и кончится, – ответил Артюхов, махнул рукой вперед. – Нам туда, надо не прозевать дверь в стене справа, за ней – спуск на нулевой этаж.
Просторный холл разделился на три коридора. Артюхов задумался, Игарт выхватил из его разума нужный образ, камень, а на нем написано: «Направо пойдёшь – коня потеряешь, себя спасешь; налево пойдешь – себя потеряешь, коня спасешь; прямо пойдешь – и себя и коня потеряешь».
Пошли направо вдоль ряда автоматических дверей.
– Нам нужна не железная, обычная деревянная, – проговорил Артюхов, и Коваль взял КПК в правую руку.
Игарт задался вопросом, догадывается ли Коваль, что их сейчас не двое, а трое? Детектив раздумывал над другими проблемами и наконец спросил:
– Подожди-ка… Ты на самом деле хочешь уничтожить Зону? Неужели нет другого выхода?
Артюхов собрался ответить, что нет, но Игарт опередил его и проговорил:
– В Комнате желаний есть ретранслятор. Можно оборвать связи этой реальности и материнской, тогда наш мир продолжит развиваться, замкнутый сам на себя…
– Заткнись, придурок! – перехватил инициативу Артюхов: – И это будет ад. Смерти нет, жизни тоже толком нет, развития никакого, вы будете заперты тут навечно. Пройдет сто, двести лет, ничего не изменится, а вы все так же будете жить. Не жить – прозябать…
– Родятся дети. Обычные смертные дети, как у Сары, – начал спорить с ним Игарт. – Мы уйдем, о нас останутся легенды. Вспомни шумерские: «В Эреду царем был Алулим, и он правил 28 800 лет… В Бад-Тибире правил Энменлуанна 43 200 лет…» Вспомни мифы о бессмертных богах. Может, и твой привычный мир – отражение? Мир будет расти, белый лист заполнится деталями – такими, какими мы захотим, зажгутся новые солнца… Мы знаем, что должно быть так, а не иначе. Просто позволь ему быть.
Коваль остановился, посветил в лицо Игарту, будто невропатолог… И Артюхову.
– Ты что, сам с собой разговариваешь? – он покрутил пальцем у виска. – Или с зелеными… точнее, с черными человечками?
Артюхов объяснил:
– Чтобы Фрайб меня не вычислил, я запер свое сознание в этом аватаре, создал Игарта, – его перекосило. – Противоположную мне псевдоличность. На четвертые сутки я должен был вспомнить себя, псевдоличность – отмереть. А она не отмерла…
Коваль вздохнул:
– Вы только отключите меня от реала, хорошо? А потом делайте что хотите: хоть аннигилируйте, хоть поделите мозги – правая половина одному, левая – другому.
Он двинулся дальше, говоря:
– Знаешь, как я тебя вычислил? По имени. Тупо. Палится.
Замерев, детектив осветил крайнюю дверь:
– Кажется, это то, что нам нужно.
Каменная лестница уходила круто вниз. Чтобы не свалиться, приходилось держаться за стальные перила. Пахло машинным маслом и озоном. Коваль шагал впереди – прямоугольник голубоватого света выхватывал гранитные ступени.
В тесной комнате вдоль стен громоздились приборы, погасшие мониторы отражали две подсвеченные фигуры. Артюхов еще раз осмотрел новое тело и пожалел, что его нельзя забрать в реал. Обошел комнату – три шага вдоль, четыре поперек, – отыскал подобие портативного ядерного генератора, опустил рубильник.
Затрещала люминесцентная лампочка, и зажегся свет. Игарт вздохнул с облегчением, Артюхов с удовлетворением отметил, что еще не выжил из ума и помнит даже мелочи. Коваль глянул на экран тренькнувшего коммуникатора и зачитал:
– «Вряд ли Артюхов в пирамиде. Уходи оттуда». Получается, он отслеживает мои перемещения, – он направился к лестнице. – Дальше куда? На первый этаж?
– Да, откуда пришли, – кивнул Игарт. – И давай поторопимся, у тебя меньше времени, чем ты думаешь.
Артюхов проворчал:
– Именно, и я рискую, находясь рядом с тобой.
Хотя снаружи пирамида выглядела как обычное хлипкое сооружение из кирпича, внутри она больше напоминала бункер, который выдержал бы ядерный удар: ровные стены, будто вырезанные из гранита гигантской болгаркой, низкий потолок.
Навстречу вперед спиной двигался сталкер, волокущий ящик с патронами. Он даже не остановился, задом протиснулся между Игартом и Ковалем, неразборчиво буркнул и пошуршал дальше.
Вернулись в главный коридор, у развилки повернули налево. Коваль по привычке держал перед собой включенный КПК. Сообразив, что тупит и свет больше не нужен, он убрал прибор в подсумок. Только сейчас Игарт как следует рассмотрел его обмундирование: военный костюм цвета хаки, поверх него – рубаха из тончайших металлических пластин, напоминающих чешую, автомат неизвестной модели с подствольником. Артюхов не без ехидства заметил, что чешские автоматы были в разработке, но в игру… то есть в вирт, не пошли. За спиной Коваля, контрастируя с одеждой и оружием, болтался тощий вещмешок «здравствуй, дедушка».
– А патроны и гранаты у тебя где? – не удержался Игарт.
– В автомате. Они там самозарождаются.
– Читер, – проворчал Артюхов.
Нужная дверь была в середине коридора. Артюхов нажал на кнопку, и она с легким свистом втянулась в стену. Вошли в совершенно белый предбанник без окон, Игарт отодвинул белую клеенку и очутился в помещении, напоминающем больничный бокс. В середине стояло кресло с обручем на уровне головы, вдоль стен мигали кнопками приборы, светились мониторы.
– Эффект тот же, что у линз, – объяснил Артюхов. – По сути, все здесь – бутафория, мы с Можайским переделали все так, чтобы Фрайб не догадался, что у него установлена бомба с часовым механизмом. Система относительно автономна. Садишься в кресло, надеваешь обруч, открываешь глаза…