Мышеловка
Шрифт:
– Так это ты – избранный? – спросил Януш у Маузера.
Он помотал головой:
– Нет, он. Ну, что таращишься? Мир спасать будешь, или как?
– По-моему, ты ошибся… Хотя погоди, – Игарт помассировал виски. – Имена, которые ты назвал, мне знакомы. Второе имя… Ощущение омерзения. Он отвратительный человек.
– Во-от! – обрадовался Маузер. – Теперь мне хотелось бы услышать ваши объяснения, что это, – он развел руками, – за нафиг? И как мне вернуться назад?
Игарт, приставил палец ко лбу, будто хотел застрелиться, и вдруг вскинулся, проговорил чужим
– Говоришь, Фрайб нанял?
Маузер подобрался, Януш тоже. Игарт покачал головой, сделал вид, что задумался, а потом вдруг выхватил пистолет у Януша с явным намерением застрелиться. Маузер рванул к нему, ударил по запястью, выкрутил руку с пистолетом, тюкнул по затылку – Игарт обмяк и повалился вперед, уткнувшись носом в асфальт.
Януш стоял неподвижно и не мог сообразить, что делать – друга спасать или избранному помогать. Наконец обрел дар речи и сказал:
– Я так и знал. Ты странный и будто недоговариваешь. И автомат не перезаряжаешь.
Маузер защелкнул наручники на запястьях Игарта, поднялся, вытер лоб и сказал, глядя перед собой:
– Избранный, бла-бла-бла… Не спасать он вас пришел – уничтожать. Так-то.
Януш вскинул брови и дернул кадыком, а Маузер продолжил:
– Мне надо его допросить. А ты забудь, что видел, если хочешь жить.
Глава 10
Игарт-Артюхов
Тяжелый красноватый полумрак. Утренний свет вязнет в бордовых бархатных занавесках, но тонкий луч все-таки просочился в просвет между ними и золотистой линией перечеркнул спящую Ангелину. Игнат сел на край кровати, склонился над ней, прощаясь. Она все время хмурилась во сне, и наутро на ее лбу появлялись морщинки. Пропустил между пальцами платиновую прядь, наклонился и прикоснулся губами к родимому пятну на шее. Жена обиженно застонала, перевернулась на другой бок и накрылась одеялом с головой.
Если бы она знала… Если бы она только знала!
Игнат поднялся и босиком прошлепал в ванную, где принял холодный душ. Потом не утерпел, включил горячую воду и намылился с головы до пят, впитывая запахи, ощущения, потому что в вирте все будет по-другому. Фрайб, конечно же, будет его искать, но Игнат попытается переиграть инвалида и станет Игартом – наивным, честолюбивым мальчишкой. Даже если его будут пытать, ничего не добьются – обычный новичок, очередная мертвая душа. На четвертый день псевдоличность распадется и вернется Игнат Артюхов, который должен остановить Фрайба любой ценой. Даже ценой собственной жизни.
Да, они вместе мечтали о бессмертии, и у мальчишки горели глаза! Знать бы тогда, что это всепожирающий огонь властолюбия. Мир обделил мальчишку, и он возненавидел мир. Но ведь каким наивным бараном он прикидывался! Кто бы мог подумать, что мальчик-колокольчик превратится в расчетливого, жестокого кукловода! Ему удалось прижать к стенке грозного Игната Артюхова, с которым сам президент советуется! Кто-то ему помогает. Наверное, паскуда Шуляк. В свое время он бабок в реке топил, чтоб квартиры прикарманивать, для таких не существует норм морали…
Первую половину дня Игнат спустя рукава решал дела: с удовольствием раздолбал директоров филиалов, затем наобещал посетителям золотые горы (пусть Шуляк, падла, расхлебывает), потом, позевывая, слушал, как насмерть сцепились чиновники из Академии наук. Устал слушать, раздолбал чиновников. Полчаса посидел в тишине, привел мысли в порядок и морально подготовился. Вызвал шофера (преданного паренька, инсулинзависимого диабетика, клиента «Мыса доброй надежды»), всем сообщил, что едет в Думу. Только телохранам ничего не сказал – от них тяжело отделаться, к тому же нет им доверия.
В «Мысе» никто не обратил внимания на бюджетный «Шевроле» и не догадался, что невзрачный автомобиль привез босса. Светка встретила его и провела в подвальное помещение, некогда использовавшееся под склад, а ныне переоборудованное в лабораторию.
Зная, чем это чревато, Игнат не пользовался линзами. Для выхода в вирт у него были старинные очки дополненной реальности. Ныне покойный Можайский постарался, чтобы Артюхова было очень сложно взломать.
Прежде чем уйти в вирт, Артюхов смотрел в белый потолок и медленно считал до ста, физически чувствуя секунды, вытекающие из его дырявой жизни…
Вспышка и прыжок в черноту.
Застонав, Игнат открыл глаза, пошевелил руками – сталь наручников впилась в натертые веревкой запястья. Последние дни в Зоне вспоминались смутно: кудрявые девчонки, беременная Сара, сошедшие с ума черные, стиратель, плен… Неужели не получилось освободиться? Вроде бы все хорошо шло.
Он осмотрелся: вокруг темно, под низким потолком переплелись трубы, из-за них льется анемичный утренний свет. Доносятся топот, крики, перебранка.
Если бы его подключили к стирателю, он вытеснил бы Фрайба и взял бы под контроль завод, на что изначально и рассчитывал. Черные должны были найти его, поймать, привести сюда, подключить к креслу, и его миссия была бы выполненной. Но почему же?..
Ответ пришел сам собой: не черные взяли его в плен – над ним навис незнакомый сталкер: длинные спутанные волосы, татуировка на правой скуле и щеке. Недобрая такая татуха – оскалившийся мутант. Где-то он видел такого раньше… Не мутант – химера.
Пленитель моргнул, сунул в рот сигарету, щелкнул «зиппой», затянулся и выдохнул в сторону.
– Итак, Игнат Артюхов… Только не надо говорить, что это не ты, хорошо?
Артюхов открыл рот, чтобы ответить утвердительно, да так и замер, хватая воздух, точно вынутая из воды рыбина. Он будто состоял из двух людей: Игнат Артюхов ворчливо соглашался с пленителем, Игарт упирался руками и ногами. Приживленная личность, которая должна была распасться на четвертые сутки, пустила корни и отказалась отмирать. Два совершенно разных сознания захлебывались негодованием: Артюхов – что чувствует раскаянье, страх, угрызения совести, Игарт – что он должен уступить тело черствому сухарю, эмоциональному обрубку.