Мышеловка
Шрифт:
Получается, Фрайб не лгал: Гос – это Шуляк, черные – его пешки, сталкеры – расходный материал, Артюхов – опасность для олигархов. Но почему тогда Артюхов проник в вирт без ведома Фрайба? Только ли потому, что не доверял ему? Вот уж вряд ли. Но если все-таки байка, рассказанная Лео, правда, то все более чем прекрасно. Даже настроение улучшилось: желаемое пока не столкнулось с действительным, и наивный простак, живущий в каждой душе, готов был сожрать любую удобную версию, какой бы коричневой она ни была.
Делая вид скучающий и благостный, Маузер мониторил ситуацию: вот темный
– О, Василий! Парни, это свой!
Василий опустил длиннющие руки, ссутулился и поплелся в дом, к костру. Остановился возле Маузера, напротив входа. Маленькая голова, скошенный лоб, выраженный надбровный валик, бросающий черную тень на глубоко посаженные глаза. «Боксерский» нос свернут вправо, голова переходит в шею, шея – в грудную клетку. Сзади такие качки напоминали паски с ушами.
– Ты кто? – прогудел он.
– Полупроводник, – отшутился Маузер. – С вами иду черных бить.
– Эт хорошо, – здоровяк потер руки, огромные, как ковши экскаватора, боком протиснулся в дверной проем, заслонил льющийся из помещения свет и похлопал Бармалея по спине.
– С воскрешением! – проговорил тот. – Какое у тебя рождение?
– Сорок шестое! – Василий гордо выпятил грудь.
Бармалей обратился к Янушу:
– Все, теперь идем вызволять твоего Игарта.
Маузера будто током ударило, он аж подскочил, подобрался. Игарт… Иг-Арт. Игнат Артюхов? Или совпадение? Хотелось схватить Януша и вытрясти из него правду, но скорее всего он сам не знает, кто его друг Игарт на самом деле. Значит, надо держаться поближе к Янушу, и он выведет на Артюхова. Еще нужно, чтобы Фрайб не догадался о планах Маузера.
«Сталкеры идут войной на черных, я с ними, – написал он. – Возможно, Артюхов там. Буду держать в курсе дела».
– Что ты там все пишешь? – проворчал гориллоподобный Василий.
– Веду дневник, – отмахнулся Маузер. – Записываю все, что происходит. Такая у меня странность, – он оскалился. – Все надо конспектировать. Да и кто-то же должен вести летопись.
Василий пожевал губами и почесал в затылке, потом качнул головой и отвернулся. Маузер сосредоточил внимание на Януше. Поднялся, делая вид, что разминает затекшую спину, подошел к нему и проговорил:
– Извини, слышал, что ты сбежал из плена. На самом заводе бывать доводилось? А то я все по окрестностям шарюсь.
Януш окатил его презрением, но снизошел до ответа:
– Нет, мы не дошли. Складов черных не видел, если тебя это так интересует.
Маузер по старой ментовской привычке предложил Янушу закурить, но тот мотнул головой. Пришлось дымить самому.
– У тебя такого не бывает: слышишь слово, имя… Или чувствуешь запах, и кажется, что-то было до Зоны, что-то значимое. Думаешь, ухватил нить, тянешь, тянешь, а вытягивая, понимаешь, что она оборвана.
Философствуя, Маузер поглядывал на Януша боковым зрением: он вскинул бровь и внимал с сопереживанием и заинтересованностью. Похоже, удалось затронуть струны его на удивление отзывчивой души. Когда Маузер в открытую на него посмотрел, он изобразил безразличие и проговорил:
– Неужели ты тоже думаешь, что избранный – это я? Придется тебя разочаровать…
– Тоже? – заинтересовался Маузер.
– Игарт почему-то так решил, – ответил Януш и отвернулся, обратился к своим бойцам: – Собираемся, и в путь.
Значит, и в этом Фрайб не солгал – Артюхов стер себе память!
Собрались менее чем за минуту, Маузер даже не успел осмыслить услышанное. Разбившись по парам, сталкеры с фонарями в руках двинулись на север. У Маузера фонаря не оказалось. Он замыкал шествие, повторял движения сталкера, что впереди, и сначала не понимал, почему отряд движется, как поток машин в Москве: останавливается на пару минут, потом трогается. Вскоре он понял, в чем дело: впередиидущие бросали перед собой гвозди, чтобы разряжать аномалии, и продолжали путь, только когда убеждались, что опасности нет. Маузер остановился и прокричал:
– Стойте! – Четырнадцать человек повернули головы к нему, он зашагал вперед, на ходу вынимая наладонник. – У меня детектор аномалий. Вот так вам со мной повезло.
– Если что учудишь… – просипел Бармалей, но Маузер договорил за него:
– Вас много, я один. Не переживай. Только под ноги мне светите, ок? А то фонарь издох.
Поначалу Маузер спиной чувствовал напряжение и недоверчивые взгляды. Наверняка Бармалей постоянно сверялся с картой и на всякий случай держал руку на кобуре. Маузер сам не доверял попутчикам и при малейшей опасности готов был рвануть в лес. Но, похоже, грабить его не собирались: отряд состоял из нормальных людей, чтущих букву местного закона. Вскоре то ли напряжение спало, то ли Маузер более-менее успокоился.
Стояла влажная, душная летняя ночь. Пузатые тучи не разродились дождем, а опустились вниз туманом. Видимость была неплохая, но одежда отсырела и прилипла к телу. Местные двигались почти бесшумно, лишь изредка под их ногами трещали ветки.
Мысли Маузера вертелись вокруг Игарта, он мчал вперед, как охотничий пес, взявший след дичи. Когда они возвращались к Ольге, он заставлял себя думать о чем угодно: об аномалиях, населяющих лес уродах, об опасности, исходящей от сталкеров. И мысли о ней оседали на дно разума. Через час блужданий по лесу он вымотался и почувствовал себя выпотрошенной тушкой, и не от физической нагрузки – от постоянного напряжения, от попыток не думать об Ольге.
Чем ближе к заводу, тем больше попадалось аномалий. Огибая их, приходилось петлять, возвращаться назад, забирать то вправо, то влево.
Когда до цели осталось два километра, решили выключить фонари. Хорошо, туман опустился на землю полупрозрачной шалью, открыв мерцающие звезды. В детстве Маузер увлекался астрономией, знал все созвездия и названия крупнейших звезд, со временем они выветрились из головы, но кое-что осталось, и он был уверен: здесь, в вирте, точно такой же звездный рисунок. Вспыхнул болид, прочертив огненный след. Маузер, как обычно, не успел загадать желание и поймал себя на мысли, что этот мир – не симулятор реальности, он живой, давно перерезана пуповина, связывающая его с материнским организмом.