Мыши и магия
Шрифт:
Где-то вверху бушевал ветер, а у земли, там, где мыши крались через травяные джунгли, было темно и тихо. Прыгни, остановись, оглядись. Шесть зорких глаз, шесть чутких ушей. Прыгая вслед за Беном, Янтарка пыталась быть спокойной, как камень.
Глава десятая
БИТВА В «НОЕВОМ КОВЧЕГЕ»
Все дело в том, сколь велика сражающаяся мышь, и в том, сколь велико сраженье в мыши.
К наступлению сумерек Бен вывел Янтарку и Бушмейстера на окраину города. Никогда раньше город не казался ему таким странным и зловещим. Вонючие автомобили рычали как медведи и охотились за пешеходами по закатанным в унылый асфальт улицам; дома злобно взирали на них сверху своими светящимися окнами, как великаны из сказки.
Облака уже затянули все небо, приближалась гроза. Страхи Бена росли с каждым часом. Сейчас, к вечеру, каждый его нерв уже был как будто подключен к электророзетке, а шерсть стояла дыбом.
Перед ними возвышалась громада «Ноева ковчега». Его фасад был разрисован котятами и щенками, которые сейчас выглядели далеко не такими милыми и невинными, как всего пару дней назад.
Бен крепко сжал копье.
— Давайте покончим со всем этим, — сказал он и устремился вперед, увлекая за собой Янтарку и Бушмейстера.
А тем временем в подсобке зоомагазина проснулось чудище. Оно, шатаясь, встало на задние лапы и окинуло окрестности взглядом, причем все три его глаза смотрели в разных направлениях.
У чудища было острое зрение, превосходный слух и изощренный ум. И сейчас все это было готово к работе.
Оно вцепилось щупальцами в прутья клетки, как следует напрягло живот и медленно извергло его содержимое.
На свет явился вовсе не хорошенький котенок, а довольно крупное создание с кроваво-красной шерстью, покрытой слизью, огромными ушами, мятыми культями крыльев и весьма когтистыми лапами.
Ночекрыл свалился на пол клетки, с трудом поднялся на лапы, хватая ртом воздух, и принялся обмахиваться крыльями, чтобы поскорее высушить слизь.
— Отлично, друг мой, — прошипел он чудищу. — Теперь я себе хорошо представляю, что чувствовал Иона в чреве у кита.
— Я не друг, — проревело чудище голосом, похожим на грохот булыжников в мешке. — Осво-о-о-ободи-и-и-и ме-е-еня-я-я-я-я!
— Всему свое время, — любезно отозвался Ночекрыл. — Сначала ты должен убить юную волшебницу. Принесешь мне ее труп, и я тебя тут же освобожу.
Монстр мигнул всеми тремя глазами сразу в знак того, что он понял.
— Но помни: не причиняй вреда ее фамильяру, мыши по имени Бен. Он будет куда полезнее для меня в живом виде.
Монстр хрюкнул, соглашаясь. Он вскочил на потолок клетки — прыжок ни много ни мало метра на полтора — и просунул щупальца между прутьями, захватив по нескольку с каждой стороны. Без особого труда он раздвинул прутья, так что получилась дыра, сквозь которую могло бы пролететь и пушечное ядро.
Выскочив через нее на пол, он двинулся вперед, опираясь на щупальца, словно ища место, подходящее для засады.
Дарвин извлек хоботок из спины Ночекрыла.
— Зачем Бен нужен тебе живым? — поинтересовался он. — Разве не проще будет его убить? Я хочу сказать: если отрезать волшебницу от источника ее силы, с ней будет достаточно легко справиться.
Нетопырь коварно усмехнулся.
— Выбрось это из головы. Не засоряй себе мозги. Ты не привык думать.
— Нет, привык, — обиженно возразил Дарвин. — В прошлом месяце мне даже пришла в голову идея.
— Да ну? Ну-ка расскажи мне о ней, — потребовал Ночекрыл.
Дарвин запнулся, почесал голову двумя из полного комплекта лапок и сказал:
— Ну, я думал о том, что телевидение — новый опиум для народа.
— Восхитительно! — одобрил нетопырь. — Умишко у тебя мелковат, но и в нем встречаются глубокие места. Что-то типа омутов в пруду.
Ночекрыл был более чем уверен, что Дарвин врет. Разумеется, он не сам все это придумал. Скорее всего, он подслушал разговоры мокриц, обитавших на дне пещеры: те постоянно несли подобный вздор.
Тем не менее он решил поддержать беседу.
— Ты совершенно уверен, что именно телевидение в наши дни можно назвать новым опиумом для народа? Быть может, лет с десять назад я бы с тобой и согласился. Но сейчас в массах, судя по всему, наблюдается раскол. Все одержимы разными вещами: видеоигры, культ потребления, мороженое, трудоголизм.
Дарвин счел за лучшее вернуться к своему основному занятию и принялся сосать кровь с громким бульканьем, достойным промышленного насоса.
— Так что, — продолжал нетопырь, — я бы лучше сформулировал вопрос так: почему человечество вообще стало субъектом одержимости и ищет забвения в затуманивающих разум видах деятельности? Неужели восходы солнца так убоги, что от них нужно бежать? Или, может быть, дело в некоем присущем им неодолимом внутреннем стремлении к чему-то лучшему… к совершенству?
Ночекрылу нравилось изводить клеща, потому он проникновенно добавил:
— Возможно, даже в духовном стремлении?
— О нет, — возмутился Дарвин, оторвавшись от вены. — Только вот этого не надо. Я не хочу слушать про «духовные стремления». Мы все — существа животной, а не духовной природы. Мы — всего лишь комбинации нескольких базовых элементов, соединенных таким образом, чтобы результат умел ходить и набивать себе брюхо. Каждый из нас — только случайный набор химических веществ, и любое появляющееся на свет дитя есть лишь еще одно звено непрекращающейся цепной реакции, которая рано или поздно закончится, и тогда мы все просто-напросто взорвемся!