Мышка и Часовщик
Шрифт:
Она опускает взгляд. Можно было бы попытаться вспомнить, где она видела этого человека, но внизу, под стеклянным полом, мелькает бледная тень. Сначала девочке кажется, что это какая-то рыба - только она не плывет, она ползет по той стороне пола, цепляясь за стекло пятью щупальцами, растущими там, где у рыбы должна быть голова.
Это не рыба. Это рука. Добравшись до человека, она хватает его за болтающиеся гениталии и утягивает сквозь пол.
Снова где-то разбивается стекло.
– Вот так с ними и
– Отец поворачивается к девочке и удовлетворенно кивает.
– Так, как я тебя учил.
– Ты предал меня.
Лицо отца застывает.
– Нет, Июль, - говорит он, делая шаг вперед.
– Просто людей слишком много...
Девочка взмахивает левой рукой. Отец отшатывается. У нее из плеча растет клинок, белый, в грязно-серых разводах, сгибающийся там, где должен быть локоть.
– Я. Не. Июль, - произносит девочка, выделяя каждое слово.
Она хватает отца правой рукой за волосы и одним взмахом клинка отсекает отцу голову. Крови нет. Тело отца оседает, выбросив из себя облачко черного пепла. Пепел медленно разлетается по всей комнате.
– Ты не Июль, - соглашается голова отца чужим голосом, который необходимо вспомнить.
Все остальное кажется неважным. Даже то, что рука, которая держит эту голову - грубый механический протез.
Пальцы разжимаются.
– Мышка!
Девочка смотрит вверх. На потолке висят механические часы.
И она проваливается сквозь время.
– Мышка!
Девочка широко раскрыла глаза. Ничего. Мрачно-розовый фон (она никогда не думала, что бывает такой цвет - мрачно-розовый) и пара фиолетовых пятен, выписывающих пьяные восьмерки над ее запрокинутым лицом.
Девочка попыталась сесть - и не смогла. Что-то сковало все ее тело. Она парализована?
– Не паникуй! Все хорошо. Подожди, пожалуйста.
Она повернула голову влево, откуда раздавался голос. Ничего.
'Что со мной?', хотела спросить она. Не вышло. Получилось какое-то шипение, и все.
– Не спеши, - сказал голос мягче, и девочка вспомнила, кому он принадлежит.
– Я еще не убрал фиксаторы. Поэтому ты не можешь двигаться. А если я их сейчас уберу и ты попробуешь встать, то разобьешь нос о колпак. И нам еще и его придется менять.
Июль чуть улыбнулась. Стало гораздо легче. Она попыталась расслабиться и снова закрыла глаза. Странно, но фон так и не изменился, и пятна по-прежнему наматывали петлю за петлей, мешая сосредоточиться.
– Как ты себя чувствуешь?
– Пятна, - прошептала девочка и обрадовалась - удалось!
– Красивые?
Мышка широко распахнула глаза - и засмеялась. Голос возвращался. Потом смех сменили слезы.
– Не очень, - ответила она.
– Сейчас пройдут, - уверенно сказал Часовщик.
Что-то загудело. Мышка решила, что это, наверное, убирается тот самый колпак.
– Постарайся пока не шевелиться. Сейчас я сниму фиксаторы.
– Хорошо...
Странно, но теперь голос Часовщика раздавался как бы с двух сторон: слева погромче и более механический, а тихий и более живой - со стороны изножья ее саркофага.
Снова загудело, и девочка почувствовала, как мягкое, едва заметное давление на ее голову исчезло.
– Не спеши, - в который уж раз повторил Часовщик.
Раздались шаги. Потом... По глазам ударил яркий свет, заставив зажмуриться.
– Все. Попробуй сесть. Только медленно.
Медленно?! Девочка ухватилась руками за края саркофага и села. Голова закружилась. Она прижала ладони к глазам и...
У нее снова две руки.
Девочка осторожно отняла ладони от лица и открыла глаза.
– Получилось?
– спросила она тихо.
– Наверное. Помнишь, как тебя зовут?
– И...
Она закусила губу. Июль больше нет. Так звали ее левую руку, ту, что осталась в квартире Эмиля.
– Мышка, - ответила девочка.
– Мышка, - повторил Часовщик устало.
– Верно...
Она испугано взглянула на него. Мужчина стоял, облокотившись о бортик медицинского саркофага, сильно ссутулившись и низко опустив голову. Длинные волосы скрывали лицо, липли к покрытому испариной лбу.
Мышка протянула правую - живую - руку и коснулась его щеки. Щека была холодной, колючей от щетины.
– Сколько времени?
– тихо спросила она.
Он поднял голову и прижал ее ладонь к щеке. Мышка ужаснулась. Лицо мужчины было не просто бледным - оно было каким-то сине-серым, с глубоко запавшим глазом.
– Да тебя самого к врачу надо!
– Ничего.
– Он коснулся губами ее ладошки и с видимым усилием выпрямился.
– Устал очень. Дальше будет проще... Только извини, я тебе сейчас не помощник. Сама выберешься?
И он убрал часть бортика саркофага.
Мысли
Апрель недоуменно смотрела на дверь, закрывшуюся за спиной господина Касареса. Девушка уже не помнила, когда такое было последний раз, чтобы мужчина после разговора с ней просто вставал и уходил.
А может, господин Касарес предпочитает мужчин?
Апрель вздрогнула. Не тронет же он отца? Да нет... Но если тронет - ему не жить.
Девушка уселась на кровать, сжала ладони коленками. Работа... Новая-то она, конечно, не новая, но кто знает? Как там сказал господин Касарес? 'Я не хочу тебя шантажировать', сказал он. Может, и не соврал... Но ведь отец-то у них в руках! И без его ведома ничего предпринимать нельзя. Отец сам просил. Допустим, из страха перед господином Касаресом...