Мышка-норушка. Прыжок в неизвестность.
Шрифт:
– Знаю, но пойми, дочка, я не могу иначе. Это моя первая учительница, – в каждом мамином слове слышалась нестерпимая боль, такая же, какую испытывала я сейчас. – Лидия Ивановна учила меня доброте, состраданию, милосердию. Как можно бросить её в беде? Я должна что-то сделать.
– Человек человеку волк… – пробурчала я и содрогнулась, так неприятна мне была сама мысль об этом.
– Что?
Мама повернулась ко мне. На её лице застыло непонимание.
– Папа так говорит об обществе, в котором мы живём, – поспешила ответить я.
Мне
– Люди озлобились. Смотрят волком друг на друга, ждут, когда кто-то упадёт, чтобы растерзать.
– Так и есть, Рита. Так и есть… – мама кивнула и защёлкнула замок на пакете. – Не такому нас учили в детстве. И всё же… Я хочу хоть как-то ей помочь.
– Я знаю.
Мама внимательно посмотрела на меня. Выдержать её взгляд у меня не было сил, и я уткнулась в амбарную книгу. Старательно выводя буквы, я ждала, когда она уйдёт.
Хлопнула дверь биопропускника, оставив меня в одиночестве.
Переписав все припасы, я сложила большую их часть в коробку. Мы не рассчитывали на эти продукты, а значит, это неприкосновенный запас. На чёрный день, который, надеюсь, никогда не настанет.
Я училась в старших классах, когда постепенно ввели систему выдачи продуктов. Некоторых специалистов стали снабжать усиленными пайками. Однажды мама принесла из госпиталя большой пакет и сказала, что будут выдавать каждую неделю. За вредность. Я обрадовалась и взяла оттуда паштет и конфеты.
– Глупо расходовать продукты просто потому, что выдали больше нормы. Сегодня нам повезло, а завтра могут отобрать и то, что есть. Что тогда ты будешь кушать? – отругала меня мама за бездумный поступок.
Так и вышло. Совсем скоро паёк стали выдавать через неделю, а чуть позже его содержимое значительно оскудело и мало походило на то изобилие вкусностей, что выдавали в начале. Ещё через полгода он почти перестал отличаться от того, что мы получали в пайкомате. Тогда я и поняла, как права была мама.
Убрав оставшуюся часть продуктов в шкаф, я увидела на столе выпавший стик с сахаром. Вспомнив, что с утра ещё не завтракала, подвинула к себе заваренный мамой чай, попробовала. Не сладкий. Покрутив сахар в руках, уже хотела разорвать упаковку, но передумала. Убрав его в шкаф, достала с полки галетное печенье. Так будет лучше, а сахар надо беречь. Он не только делает слаще чай и кофе. Ходят слухи, на чёрном рынке сахар ценится очень высоко и на три стика можно выменять кусок мыла, два больших коробка спичек или, если повезёт, банку рыбных консервов. Интересно, где на острове находится тот самый рынок? Вряд ли ближе, чем пятьсот метров от нашего дома. Я бы знала. А дальше мне, как безработной, уходить запрещено. Надо бы спросить у мамы о его местонахождении. Вдруг пригодится? А может он не на острове, а в самом Чернореченске?
Я сложила продукты обратно в пакеты и понесла в кладовку, по дороге повторяя про себя как мантру: «Пустые коробки. Пустые коробки…» Их давно надо было поднять наверх, да я всё забывала. И вот теперь, непредвиденное богатство придётся ещё раз сортировать и укладывать, но уже внизу.
Устроив продукты на полке, я плотно прикрыла дверь в кладовку и огляделась. У входа в котельную, перегораживая коридор, стоял стеллаж с ящиками в которых хранилась пустая тара для заготовок. Сбоку, между ним и стеной стояли сложенные плашмя пустые коробки. Только немногие знали секрет, который прятался за этим стеллажом.
За ним, под плотным пологом скрывалась, обитая грубой кожей, пухлая дверь. А за дверью массивный дубовый шкаф. Нужно протиснуться между шкафом и стеной, чтобы оказаться в сарайчике, пристроенном к дому. Ещё десяток шагов и вот он, старый бабушкин сад. Узкая дорожка между яблонь, груш, алычи и… свобода!
Проводя здесь всё лето, я убегала через запасной выход поиграть с мальчишками. Ромка Юдин тоже приезжал из города к бабушке. Наши дворы разделяла натянутая на колья сетка. Его калитка выходила на другую улицу, потому он пробирался через свой огород в наш сад и кидал в окошко маленькие камушки, вызывая гулять, в то время как сорвиголова Витька Болтарев ждал нас возле раскидистого старого дуба.
У двери запасного выхода нет биопропускника, и с тех пор как власти объявили, что воздух отравлен, её не открывали. Папа завесил стену трёхслойной полиэтиленовой плёнкой и нагрузил побольше хлама на стеллаж. Когда в дом приходили проверяющие, они так и не узнали, что прячется за стеллажом.
Наверху послышались шаги, так не вовремя выдернувшие меня из беззаботности детских воспоминаний, где ещё можно было купить кое-что из продуктов в магазине, посидеть после школы с одноклассницами в кофейне, подышать свежим воздухом, подставить лицо тёплому солнышку и прохладному ветерку.
Решив, что коробки подождут, я поднялась в общую комнату. Озадаченный и удручённый вид мамы не предвещал ничего хорошего.
– Что-то случилось? – надеясь не услышать дурных новостей, спросила я.
– Нет, – не глядя на меня, ответила мама и пошла к лестнице на второй этаж.
Предчувствие беды витало в воздухе ледяным сквозняком. Понимая, что ему неоткуда взяться и это всего лишь эмоции, я схватила маму за руку:
– Мама, поговори со мной, пожалуйста!
– Я устала. Мне нужно выспаться, – она не глядя отстранила мою руку.
– А как же завтрак?
– Я хочу спать. Если облако накроет нас раньше срока, меня могут вызвать на дежурство уже ночью.
Такой настрой выглядел подозрительно. Мама иногда отказывалась от ужина, но от завтрака, да ещё и после дежурства – никогда.
– Тебе надо поесть, – настаивала я.
– Не хочу, – огрызнулась мама.
– Чего тебе наговорила соседка? Ты вернулась сама не своя. Что произошло? – она уже поставила ногу на ступеньку, и я боялась, что разговора не получится.