Мысли и афоризмы древних римлян
Шрифт:
Да не будет стыдно говорить то, что не стыдно думать. (Перефразированный Цицерон.)
Давать каждому можно лишь в меру сил – и собственных, и того, кому стремишься помочь. Если ты и в силах оказать другому любую услугу, взвесь прежде, по плечу ли она ему.
Дело судьи – при разборе дел всегда следовать правде; дело защитника – иногда защищать правдоподобное, даже если это не вся правда.
Для нас знание будущих событий даже и не является полезным. Или, ты считаешь, Гней Помпей, трижды избираемый консулом, трижды получив триумф, покрытый славой своих великих подвигов, мог бы всему этому радоваться, если б знал, что он, потеряв свое войско, будет однажды зарезан на пустынном берегу Египта?
Для человека ученого и образованного жить – значит мыслить.
Дом, в котором нет книг, подобен телу без души.
Достойный человек в смерти не обретет ни малейшего зла. Он даже предпочтет умереть, пока все дела его идут на лад, ибо не так отрадно накопление благ, как горько их лишение. Именно это, думается мне, имелось в виду в словах одного спартанца: когда знаменитый олимпийский победитель Диагор Родосский в один день увидел олимпийскими победителями двух своих сыновей, тот спартанец подошел к старику и поздравил его так: «Умри, Диагор, живым на небо тебе все равно не взойти!»
Дружба возможна только между достойными людьми.
Дружбе неведомо пресыщение, столь свойственное другим чувствам.
Душа лишена возможности сама себя видеть, но она, как глаз, не видя себя, видит другое.
Единственное зло в нашей жизни – это вина, а вины не бывает там, где случившееся не зависит от человека.
Если нам не суждено стать бессмертными, то для человека все-таки лучше угаснуть в свой срок; ведь природа устанавливает меру для жизни, как и для всего остального, старость же – последняя сцена в драме жизни.
Если нашей жизни угрожает насилие, всякий способ самозащиты оправдан. Ибо молчат законы среди лязга оружия.
Если я заблуждаюсь, веря в бессмертие души человеческой, то заблуждаюсь охотно и не хочу, чтобы у меня отнимали мое заблуждение, услаждающее меня, пока я живу; если же я по смерти ничего не буду чувствовать, как думают некие ничтожные философы, то мне нечего бояться насмешек умерших философов.
Есть люди, у которых язык более тонко чувствует, чем сердце. (Перефразировка изречения Катона Старшего.)
Есть такие, дружить с которыми тягостно из-за постоянства их опасения, будто их презирают; но случается это лишь с теми, кто в глубине души уверен, что их и следует презирать.
Из поэтов, которых я знал, каждый считал себя лучше всех.
Истинная цель государства заключается в том, чтобы люди свободно владели своей собственностью и чтобы они не подвергались опасности.
История – жизнь памяти, учительница жизни.
Итак, долой этот бабий вздор, будто умереть раньше времени – несчастье! Раньше какого времени? Данного нам природою? Но она дала нам жизнь, как деньги, только в пользование, не оговорив, до которого дня. Что же ты жалуешься, если она требует свое обратно по первому желанию? Таково было ее условие с самого начала.
Их молчание – громкий крик.
Каждому человеку свойственно заблуждаться, но упорствовать в заблуждениях свойственно только глупцу.
Как актер больше удовольствия приносит зрителям, сидящим в первых рядах, но получают удовольствие и сидящие в последнем, так молодость, глядя на наслаждения вблизи, пожалуй, больше радуется им; но ими услаждается в достаточной мере и старость, глядящая на них издали.
Как много делаем мы для друзей, чего никогда бы не сделали для самих себя!
Как не всякое вино, так и не всякий нрав портится с возрастом.
Как часто идем мы ради друга на то, на что ради самих себя никогда не пошли бы!
Мы должны быть рабами законов, чтобы стать свободными.
Наградой долга да будет сам долг.
Надеяться разумнее, чем бояться.
Надо судить человека, прежде чем полюбил его, ибо, полюбив, уже не судят.
...Не говорю о знаменитости и славе – это суд толпы, состоящей из глупцов и подлецов.
Не долог путь жизни, назначенный нам природой, но беспределен путь славы.
Не знать истории – значит всегда быть ребенком.
Не следует завладевать разговором, как вотчиной, из которой имеешь право выжить другого; напротив, следует стараться, чтобы каждый имел свой черед в разговоре, как и во всем остальном.
Не стремление к пользе порождает дружбу, а дружба приносит пользу с собой.