Мытарства пассионариев
Шрифт:
Откуда в нашем храме взялся этот отец Ипатий? Об этом ходили и ходят целые легенды. Говорили, что он переведен по указанию кого-то из Патриархии аж с Украины, где пострадал за веру сначала в семидесятых от КГБэшников, а потом, в конце восьмидесятых, от бандеровцев. Короче, его и в психушку сажали, и бросали на несколько дней в камеру к уголовникам, и похищали, и били, и калечили. Отец Ипатий - священник-черноризец, монах, принявший постриг от самого митрополита Ростовского и Таганрогского, а благословил его на священство лично игумен Софроний, знаменитый всероссийский старец, у которого сам Патриарх однажды испрашивал совета и благословения. Кстати, в одной из книг Софрония действительно упоминается о поборнике веры, истинном сыне Русской Православной Церкви, украинском иеромонахе Ипатии. География его служений велика: сначала из Ростова-на-Дону его перевели в Ивано-Франковск, из Ивано-Франковска в связи с реальной угрозой жизни его перевели на Донбасс, где он
Те, кто в Патриархии составлял протекцию отцу Ипатию сначала в награждении его саном архимандрита, а затем переводом в Москву, вскоре жестоко пожалели об этом. Как, впрочем, и я. Думаете, одна моя мать изменилась? Изменился весь приход! Приветливые и тихие некогда прихожане стали нервными и какими-то озлобленными, угрюмыми. Все чаще с амвона звучали в проповедях обличительные нотки в сторону архиереев и самого Патриарха в мягкотелости, ошибках, а то и вовсе в ереси и пособничестве сатанинской власти. Моя мать, как и многие прихожане, даже одеваться стала по-другому, как-то серо, уныло. Зимой мужчины все чаще начали приходить в ватниках и бушлатах, а женщины в длинных драповых телогрейках и козьих платках. Мать добилась, чтобы я каждую субботу и воскресенье ходил с ней на службы. Затем начала настаивать, чтобы я бросил своих друзей и подруг. «Зачем?» - спрашиваю я, ведь у меня в институте среди друзей нет ни наркоманов, ни фашистов, ни сектантов, ни еще каких-нибудь отморозков. «И институт вскоре придется бросить», - добила меня маман. Ё-моё! Остался последний курс, а там - практика в Голландии, диплом инженера-механика! Моей специализацией после голландской практики должно было стать «обслуживание электростанций, основанных на альтернативных природных источниках энергии», то есть на энергии ветра, солнца и термальных вод. «Ма, - говорю.
– Что стряслось? Ты, часом, не заболела? Ты ж всегда горой за институт была, высшее образование, диплом!» «Вот твои знания и пригодятся людям. Мы скоро уезжаем из этого проклятого города жить в другое место», - оп-па, вилы, как говорится, воткнулись незаметно. Как я вскоре узнал, так же медным тазом накрылись и планы других прихожан отца Ипатия. Я попробовал, было, стать в позу, но мама повела себя так, как никогда до этого не делала: истерики, обмороки в людных местах с публичными укорами сыну, сердечные приступы и почти ежедневные «скорые». По ее словам и по проповедям «батюшки», мы должны выбросить из головы все «глупости» и «соблазны» и как можно быстрее, всё распродав и взяв в дорогу только самое необходимое (буржуйки, топоры, пилы, ватники, кирзовые сапоги, портянки, свечи, соль, спички и т.д.), срочно «спасаться» из Москвы куда-нибудь в глубь Сибири.
Не буду говорить, что творилось в нашей семье и в других семьях «бегунков», как по живому рвалась вся жизнь. Закончилось тем, что, мы, как и все, продали квартиру, машину, дачу и написали заявления на отказ от налоговых номеров. Мать не ожидала, что мы выручим столько денег - почти полмиллиона долларов - и сначала растерялась. Хотела сперва честно все деньги отцу Ипатию отдать, как тот велел, на организацию поселения. Но хорошо, что хоть остатки здравого смысла в ней сохранились, да и нотариус, видать, не впервой сталкивалась с болезными фанатиками, по- этому сумму посоветовала разбить между нами на две части, что дополнительно немного отрезвило мать. Одним словом, нашему дорогому настоятелю перепало сто пятьдесят тысяч, а триста тысяч с хвостиком мы заначили. Как потом выяснилось, так поступило большинство прихожан.
И все-таки по самым скромным подсчетам у батюшки осело семь лимонов долляров! Собрал он всех нас, перекрестил, поставил над нами двух священников, двух диаконов, одного старосту и благословил в дальнюю дорогу, спасаться.
– А сам-то что, не поехал?
– Куда ему, у него примерно за два месяца до отъезда ноги вдруг начали отказывать и сердце стало пошаливать. Пришлось ему уволиться в заштат и уйти, как он сказал перед нашим отъездом, в «домашний затвор»… мы еще ходили на его домашние литургии в старую хрущевку…
Николай поперхнулся на середине фразы и с испугом посмотрел на улыбавшегося явно не к месту диакона Андрея Марченкова.
– Вы что? Чему вы улыбаетесь??
Андрей вдруг стал серьезным и каким-то грустным.
– Чему я улыбался? Притормози-ка вот тут на пять минут, и я расскажу тебе, чему.
– А на ходу нельзя?
– Нельзя. Я не хочу разбиться о дерево. Остановись.
«Комбат» остановился, двигатель затих, и в полной тишине Андрей Марченков рассказал правду взволнованному Николаю.
– Ты прав, смешного здесь мало. Начнем с того, что ваш настоятель не уволился в заштат по состоянию здоровья, а его уволили после неоднократных предупреждений. Ему регулярно запрещали нести с амвона ересь и поливать грязью священноначалие. Запрещали продавать в храме еретическую литературу и призывать прихожан к неповиновению и бегству из родных домов. Что же он делал в ответ? Рыдал на проповедях о преследованиях за веру и предательстве архиереев. Было дело?
– Да, было. В последнее время чуть ли не постоянно.
– Вот. Он привселюдно ловко плел себе мученический венец. Когда после увольнения в заштат он не угомонился, ему вообще запретили служить и предупредили о возможном отлучении от Церкви. Но он и этого не испугался. Завершил развал прихода и начал собирать с вас деньги. Его предали анафеме.
– Отца Ипатия??
– Да ты расслабься. Твой поп-расстрига сразу после вашего отъезда резко выздоровел, даже помолодел, а на вырученные деньги купил нехилый особнячок на Рублевке. Причем, слышь, назвал он его «Ипатьевский дом-2»! И что ведь придумал: мол, с Ипатьевского дома в Екатеринбурге, с расстрела царской семьи началось уничтожение России, а с «Ипатьевского дома-2» в Москве начнется ее возрождение. Короче, организовал он псевдоправославную секту «ипатьевцев», целью которой провозгласил упразднение патриаршества на Руси, переход Русской Православной Церкви под омофор Папы римского с сохранением автокефалии и восстановление в России монархии (ему уже и подходящую кандидатурку нового лже-Дмитрия подкинули из Ватикана). Сейчас у него довольно «раскрученный брэнд», в его секте насчитывается уже порядка пяти тысяч членов, на него работают лучшие рекламные и пи-ар компании Москвы, у него собственная служба безопасности и контрольный пакет московского «Кредитинпромэксбанка». Одним словом, ваши семь «лимонов», как ты говоришь, он пустил в дело грамотно и с размахом. Кинул при этом пятьдесят семей? Охмурил еще пять тысяч душ? Нагадил Церкви и продал душу дьяволу? Что ж, это те «пустячки», о которых он пока даже не вспоминает. Пока он, «пострадавший» за веру, жив-здоров, пользуется бешеной популярностью, служит в «Ипатьевском доме-2», успешно «изгоняет бесов» из впечатлительных очкастых московских интеллигентов и доверчивых домохозяек и «возрождает истинную веру». Да, кстати, ваши пятьдесят семей - не единственные, которых он сорвал с места и отправил за тридевять земель: полгода назад семьдесят человек, как семьдесят учеников Христа, отправились по благословению «учителя» «старца Ипатьюшки» спасаться на побережье Чукотки. Видимо, новому мессии где-то в очень отдаленном будущем понадобятся рыбари, чтобы с них, как в Новом Завете, начать возрождение веры. Правда, к тому времени дом на Рублевке по причине тесноты «затвора» вполне может трансформироваться во что-нибудь более одиозное. Эй, ты чего?
Николай сидел колом и, не мигая, смотрел вдаль узкой лесной дороги. Его руки так сжимали руль, что побелели не только костяшки пальцев. Подвижными были только желваки на скулах.
– Николай!.. Николай!!
– Сс… ссу… ссу…
– Ну-ну, перестань, возьми себя в руки.
– Моя мама умерла через три месяца после нашего приезда сюда. Не выдержала то ли дороги, то ли смены климата, то ли всей этой нервотрепки.
Вдруг Николай дернулся в сторону Андрея:
– Скажите, во имя чего она умерла, а?! И я ничего не смог сделать! Я ведь так не хотел всего этого, я чувствовал, что тут что-то нечисто! Десятки поломанных жизней, колоссальные трудности, страдания - и все ради того, чтобы потешить самолюбие одного человека, этого шарлатана??
– Увы, раньше надо было так думать. Доля всех сект и сектантов примерно одинакова и в конце концов печальна.
– Мы не сектанты.
– А кто же вы? Посмотри на весь ваш приход со стороны. Противопоставили себя всей Церкви, осудили Патриарха и архиереев, уверовали в свою исключительную правоту и чистоту, откололись, отстранились, обособились. Секта и есть.
– Ну да. Наверное, вы правы. И что теперь делать?
– Что случилось, то случилось. Назад, к сожалению, многого не вернешь, но чтобы максимально исправить то, что уже произошло, Патриархия и занялась вплотную вашим делом. Вот, прислала меня. Но мне нужно знать все до мелочей. Ты только что узнал ту часть правды, которая была скрыта от вас. Теперь, зная все, расскажи очень подробно, что у вас творится на самом деле. И давай, заводи, заводи!
Машина тронулась с места. Николай снова в роли проводника. Это хорошо: голова больше занята дорогой и рассказом.
– На чем я остановился?
– На вашем отъезде.
– А, ну да. Через год после появления отца Ип... этого человека мы уехали из Москвы. Ехали мы долго и мудрёно, словно запутывали следы. Наш старший и (он же) наш новый настоятель отец Василий постоянно куда-то исчезал и когда появлялся, следующий этап маршрута был готов. Нам говорил, что власти пустили по нашему следу ФСБэшников и чиновников Патриархии, чтобы насильно вернуть в Москву, замять дело и не допустить прецедента, но, судя по вашим словам, нас просто прятали.