Н 3

Ратманов Денис

— С…с… с-с-силу…. Ногу сломать!

Здоровяк, который вовсе не выглядел пьяным, возмущенно развел руками.

— Товарищ капитан, я…

— Всем молчать! — рявкнул тот. — Оформляем обоих.

— Как — обоих? — Игнат завертел головой в поисках поддержки.

Даже Кирюхин не стал за него вписываться, погрозил пальцем:

— Это, Тишкин, твой последний залет. Выпутывайся сам, и перед Марокко будешь сам объяснят… ть… ться! Я у… ик! У-у-умываю руки. — Заикание Игната было заразным. — Дос-с-с-тали своими… этими самыми…

—

Выходками! — рыкнул Шпала, сделав грустное лицо.

Здоровяк послушно протянул руки для наручников, Игнат чуть ли не в ноги капитану пал. Но было кое-что, неочевидное для них, но понятное мне. Капитан не хотел и не собирался их оформлять, не знаю почему. То ли болел за «Динамо», то ли не хотел заморачиваться — ситуация понятная, ничего суперкриминального — выпили мужики, повздорили, обычное дело.

— Короче, — он ударил дубинкой по ладони, — еще один вызов… Слышали? ОДИН! И вам не просто штраф выпишут, а снимут нах… вас на ближайшей станции и закроют, епта! Ясно?

— Ясно, — заблеял Игнат. — Обещаю не…

Но его не дослушали, наряд уже шагал прочь, оставляя его с этим похожим на медведя здоровяком.

В ожидании зрелища все расступились, с другого конца вагона подтянулся народ. Всем хотелось посмотреть на то, как будут воспитывать Игната.

Всем, кроме меня. Урод он, конечно, тот еще, и расист, и дебил, каких мало, но это наш дебил. А я смотреть на то, как кто-то со стороны избивает кого-то из моей команды, не буду.

Драться я, конечно, не собирался, ведь любой спорный вопрос можно решить миром?

В общем, я хрустнул кулаками и окликнул амбала:

— Слышь, Колян! Отпусти Игната, мы его сами воспитаем. Хочешь побазарить, давай со мной.

Глава 6. Доверяй, но карты передергивай

Здоровяк окинул меня взглядом, плотоядно улыбнулся и потер руки, кивнул за окно, где проплывали огни большого города:

— С тобой? А ты кто? И он тебе кто, что ты за него вписываешься?

— Саней зовут. Мы с Игнатом в одной команде. Он перебрал, за себя ответить не может, поэтому я.

— Да без проблем, — кивнул Колян. Глянул на Абая, добавил: — Братан, тебе же все равно, кому я ноги сломаю? Обзывал тебя этот, но ответит за него тот.

— Маган пох, — сказал тот, зевнув. — Все равно, короче, можем вообще спать пойти, Колямба, пусть живут.

— Не, Абайка, ты если за себя гордость не испытываешь, то хоть ВДВ не позорь. — Амбал посмотрел на меня. — Короче, ща остановка будет. Белгород. Стоянка сорок минут.

— Мне хватит и трех, — ответил я. — Разговор будет недолгий.

После моих слов повисла пауза, после чего кто-то среди наших присвистнул, а среди вэдэвэшников возмущенно зароптал. «Да уж, Саня, умеешь ты симпатии вызывать, — подумал я. — Стоило бахвалиться?»

Наверное, стоило. Выступить требовалось ярко, так, чтобы завтра те, кто не слышал и не видел, услышали

от других, что Саня Нерушимый — не мешок с дерьмом, за слова отвечает и своих в обиду не дает. Политика, чего уж там, как завоевывать друзей, и все такое.

На белгородском вокзале было ощутимо теплее. Несмотря на поздний час, кишел народ. Тарахтели колесами чемоданы, перебиваемые голосом диспетчера: «На второй путь прибыл скорый поезд Москва — Евпатория». Проводники, два бравых парня из соседнего вагона, помогали женщине грузить огромный мешок.

Из вагона высыпали наши — сперва динамовцы, потом дембеля. Что показательно, Игната, из-за которого весь сыр-бор, среди них не было. Он украдкой выглядывал из окна, желая, чтобы меня не убили. Хорошо хоть так, значит, что-то человеческое осталось в этом парне.

Мы отошли по перрону подальше от глаз тренера, завернули за будку непонятного назначения. Драться Колян не спешил, и его мысли сходились с моими. Так что я просто их озвучил:

— Значит так, Колян. Делить нам с тобой нечего, и по-хорошему разруливать ситуевину должны были сами пострадавшие — Абай и Игнат.

— Абай мне как брат! — проворчал он.

— А я Игната вижу второй раз в жизни, — ответил я. — Это не меняет.

— Что не меняет?

— Что он твой сослуживец, а Игнат — мой одноклубник. А мы, советские люди, своих не бросаем. Потому и впряглись за своих пацанов.

— И чо? Ты съезжаешь что ли?

— А похоже на то? Слушай, ты вэдэвэшник, я — боец, побеждал в боях без правил. Я без понтов, просто даю расклад. Мы оба хорошо деремся, и, уверен, накостыляем друг другу так, что завтра оба окажемся в больничке. Это в лучшем случае, если нас по хулиганке не загребут в ментовку. Оно тебе надо?

— Абай мне, конечно, братан… — задумался Колян над перспективой. — Но сидеть…

— Да и что там было-то, Колян? — панибратски заговорил я. — Ну выпили мужики, повздорили, мы щас за них побуцкаемся, а они щас помирятся и дальше бухать вместе будут. Не так, что ли?

— Так, — буркнул он. Подумав, махнул рукой: — Да и хер с ними, Саня! Мы, значит, биться, а они бухать? Черта с два!

Он пожал мне руку, причем не упустил момента проверить, сжал что есть мочи, и я ответил так, что он сам поморщился. Но остался доволен — не с лохом каким на мировую согласился.

Колян повел носом, принюхался и заявил:

— А пойдем в буфет пирожков наберем?

— Жалко нет старушек-пирожочниц. Поздно, наверное… А, пойдем!

Буфет находился в здании вокзала и был еще тех времен. И цены были советскими, вполне сносными. Дородная румяная продавщица улыбнулась нам и зычно спросила:

— Мальчики! Вам покушать или, — она подмигнула, — водочки? Все есть!

Хочет какую-нибудь гадость съесть…

— Нам бы пирожков, красавица, — сказал я, глядя на румяные беляши на витрине. — Беляшиков, и вон тех, с капустой! Жареных. Есть?