Н 6
Шрифт:
Вернуть в строй Микроба нужно побыстрее, чтобы команда поднялась со дна рейтинговой таблицы, потому «лучшего в мире» я берег для Федора. Звонил в больницу и интересовался его состоянием, но ничего утешительного мне не говорили.
Лиза не писала, я не писал ей. В преддверии матча с «Нефтяником» мы убивались на поле, и силы оставались, только чтобы доползти до кровати. Поначалу Лиза мерещилась повсюду, руки сами тянулись к телефону, чтобы написать ей, — но смысл собирать и склеивать осколки?
Она считает, что я виноват перед ней. Что ж. Выходит, у нас разная
Стоило увидеть высокую девушку с длинными русыми волосами, и разум накладывал на нее образ Лизы — я вздрагивал, но гнал прочь мысли о ней, чтобы быстрее заросла пустота, которая осталась на ее месте.
Я снова глянул в окно. С одной стороны, прекрасно, что из серой промозглости мы попадем в цветущий ферганский май, но с другой — это стресс для организма. Потому мы летели на день раньше, чтобы привыкнуть к перепаду температур.
Самолет «Москва — Фергана» в пути чуть больше четырех часов. В Средней Азии мы с Аленой… черт! Мысли о ней вызывают застарелую боль. Она была искренней и честной, и таких женщин больше нет.
Зато у меня есть футбол, а топор, воткнутый в спину, рано или поздно попадает в руки и становится оружием.
В общем, с Аленой мы в Средней Азии так и не побывали, хотя планировали. Так что, можно сказать, я закрываю гештальт, но — в одиночку.
Через три часа полета тучи рассеялись. Внизу простиралась пустынная местность с редким вкраплением сел, а на подлете к Фергане открылся вид на горную гряду. Да, я не рассчитывал на буйство красок, но эти горы были совсем лысыми, и вообще, если сверху смотреть, то все здесь как-то скудненько.
А прямо под нашим самолетом раскинулся город. С такой высоты я не мог оценить восточный колорит, просто знал, что он там есть.
Когда стали снижаться, город начал махать нам алыми знаменами — Первомай ведь! Мы самое интересное пропустили. Наступали вечерние часы, когда после демонстрации люди расходятся на пикники, гуляют, поют песни.
Здание аэропорта было небольшим, ухоженным, и даже более советским, чем все те, что я видел в этой реальности раньше. А когда мы, сняв куртки, в которых взмокли за столь короткий путь, уселись в автобус и покатили в город, я и вовсе удивился.
Ощущение было, будто мы попали в советский южный город, причем перенеслись во времени в восьмидесятые — никакого ожидаемого восточного колорита! Привычные сталинки, билборды с ударниками труда, улыбающиеся чернобровые женщины.
Да, я знал, что Фергана — город относительно молодой, основан в девятнадцатом веке Скобелевым, а расцвет его пришелся на советское время, когда тут было построено множество заводов. В моей реальности почти все они закрылись с развалом Союза, а здесь их сохранили и модернизировали, и население этой Ферганы вдвое превосходило количество жителей той. Но ведь должно же быть тут хоть что-то национальное!
Пока ехали до гостиницы, находящейся недалеко от центрального стадиона «Фергана», единственное восточно-колоритное, что я увидел, это мечеть.
Прямо разочарование. И это при том, что я знал историю Ферганы. А простой обыватель, направляясь сюда, вот, как Гусак, будет ерзать и спрашивать, где верблюды и женщины с закрытыми лицами. Единственное, что радовало — солнце, от которого с непривычки болели глаза, теплый и густой воздух и зелень. Не только сосны и туи, но и лиственные, многочисленные каштаны, которые уже выбросили свечки, но еще не расцвели.
Да и среди людей, которых удалось рассмотреть из окна автобуса, было много славян.
— Я думал, тут девчонки в тюбетейках и с косичками, — выказывал недовольство Гусак. — Так посмотреть хотел! А они — обычные.
— Ты поди тронь такую обычную, — делился опытом Колесо. — Родственники набегут, женилку оторвут. С бабами тут надо — аккуратнее.
— Это вам в Ташкент надо, — сказал Матвеич, который много где побывал. — В Фергане ничего нет, что вы хотите, за таким в кишлаки ехать надо. Там вам и ослы, и верблюды, наверное. А вот рынок, — он мечтательно закатил глаза, — я б туда пожрать сходил. Вот сколько ездил — нет ничего вкуснее среднеазиатской уличной жратвы.
— Это да, — закивал Колесо. — Гастрономический оргазм!
— И что, даже на рынок мы не попадем? — заныл Погосян.
— И я бы сувениров купил, — поддержал его Бурак.
— Значит, быстро заселяемся, и — в город, — резюмировал Сан Саныч, глядя на часы. Сейчас полпятого, рынок до шести. Пошли, пошли на выход!
Автобус припарковался возле типичной советской гостиницы: внизу колоннада, сверху — ну просто какая-то общага, и мы не пошли — ломанулись на выход.
Некоторое время потребовалось, чтобы нас зарегистрировали в гостинице и выдали ключи. Потом — бегом на второй этаж, бросить вещи и — наслаждаться местным колоритом. Уж рынок-то должен удивить!
Мы с Погосяном, с которым меня поселили, выбежали первыми. Мика аж пританцовывал от нетерпения, вертел головой, жадно втягивал теплый воздух. Казалось, он его ест ртом и носом. Мы даже толстовки не надели, и после плюс пяти для нас это был температурный шок.
— Тепло, как дома, — грустно сказал Мика. — Но у нас лучше. Такие горы! А тут — унылые…
Погосян, глядящий на выход из гостиницы, вдруг замолчал, глаза его сделались бархатными, он заулыбался. Вскоре стала ясна причина его радости: к нам вышла Дарина. С сомнением посмотрела на свое отражение в стекле, огладила длинную серую юбку ниже колен.
— Как думаете, так не сильно откровенно? А то я прочла, что у мусульман нельзя короткое, прозрачное и брюки.
— Мы тебя защитим от похотливых узбеков! — пообещал Погосян.
Я кивнул на проходящую мимо узбечку в коротком сарафане.
— Посмотри. Мы находимся в советском городе, тут нормальные советские люди. Откуда у тебя такая информация?
— Подруга рассказывала, как съездила в Азербайджанскую ССР, и ее там чуть не…
— А нечего по аулам лазать, — сказал из-за ее спины подошедший Матвеич. — Там можно нарваться, да. Еще не повывели предрассудки. А в городах — нормальные продвинутые люди.