Н 7
Шрифт:
У жабы была своя реальность, и она продолжала голосить:
— Не надо мне рот затыкать! Уберите руки! У меня ребенок инвалид, что с ним будет, если со мной…
Второй охранник все-таки забрал у нее микрофон, жаба принялась на него кидаться.
Директор культурного центра качал головой, закрыв лицо рукой. Тирликас скрестил руки на груди, по нему было видно, что он готов сам вытолкать жабу взашей.
— Пошла вон отсюда, истеричка! — крикнул кто-то среди болел.
Тонкий женский голос начал скандировать:
— У-би-рай-ся, ис-те-рич-ка!
Минута, и вот уже весь зал повторяет
Журналисты направили на нее камеры, снимают.
Ситуацию разрешили два милиционера, которые повели Васильеву на выход. Кагановский, помнится, говорил, что она хочет встретиться и настроена мирно — ага! Наверное, рассчитывает запросить больше денег. Видимо, суда мне не избежать и ей тоже. Но она как опекун инвалида уверена, что никто ей ничего не сделает. Угораздило же меня вляпаться в такую вонючую субстанцию!
После того, как закончилось шоу, журналисты, которые уже спросили у меня все интересное, нащупали еще одну тему, и пришлось рассказывать, как все было на самом деле с Алешей. Теперь моя известная уже история заиграла новыми красками, и все увидели Васильеву в сиянии ее неадекватности.
Из-за нее заседание в культурном центре затянулось. Мы больше часа раздавали автографы и когда прибыли в «Че», еда, заказанная из ресторана и расставленная по столам, остыла, а заждавшиеся Дарина и Древний и Маша, девушка Клыка, уже поужинали без нас. Бармен Кирилл держался.
Мы расселись по столам и сперва налегли на еду — все здорово проголодались — и лишь потом прозвучали первые тосты. Когда немного расслабились, я встретился взглядом с Тирликасом, и мы друг за другом направились на улицу через черный ход, но увидели болел и не стали выходить.
— Каретников, — шепнул я. — Кто убийцы?
— Военные, — ответил Тирликас одними губами. — Были под внушением. То есть с ними поработал суггестор.
— Сколько суггесторов среди одаренных? — спросил я.
— Больше сотни, — пожал плечами Тирликас. — Контакты с суггесторами у самоубийц не прослеживаются. Но внушение может быть отсроченным и храниться в сознании несколько месяцев или даже лет.
— Хреново, — вздохнул я. — Значит, преступник спланировал это наперед или действовал через посредников.
— О тебе с большой вероятностью не знают. Да и вообще сенсориками мало интересуются. Кардинал, с которым ты разговаривал, до сих жив. Понимаешь, о чем я?
Я кивнул и замолчал, потому что пришел Погосян:
— Саня! Вот ты где! А мы там за тебя тост толкаем. Идем к нам!
Мы со Львом Витаутовичем переглянулись, он едва заметно кивнул, и больше мы этим вечером не разговаривали. Я вернулся к парням, мы выпили безалкоголки, посмеялись. Потом в «Че» начали ломиться болелы, и мы по очереди стали выходить к ним и раздавать автографы, иначе они бы подкараулили нас у черного входа, взяли в кольцо и не дали нам разойтись.
Ну и пока кто-то вызывал огонь на себя, мы по одному, по двое расходились. Я отправился
Мы говорили, пока не начали зевать, я проводил Дарину домой, и все равно мы не могли наговориться еще, наверное, час. Потом я все-таки нашел в себе силы, чтобы прервать разговор и отправиться домой по сырому осеннему городу. Туман висел клочьями, я то нырял в пласт такой плотный, что слышал голоса, но не видел говорящих, то выныривал в обычную влажную ночь.
К дому я добрался ближе к двенадцати, скользнул в подъезд, где перегорела лампочка. Нажал кнопку, вызывая лифт, сунул руку в карман, чтобы достать телефон и посветить себе, и тут ощутил чье-то внимание. «Опасность!» — возопил мой организм, я развернулся, смещаясь в сторону, слепо ударил наугад.
Зрение еще не перестроилось, внутренний огонь не разгорелся, но я кожей ощутил присутствие чужака, причем догадался, что чужак ждет меня уже давно, и его глаза привыкли к темноте. Меня обожгло его желанием: бить, бить, бить, пока он (то есть я) не перестанет двигаться.
Я скользнул в другую сторону, чтобы выиграть драгоценные секунды, и крикнул:
— Люди! Пожар!
Зрение прояснилось за секунду до того, как я ощутил удар в висок, и перед глазами заплясали разноцветные мушки.
Глава 20
Живой
Сперва очнулись ощущения: раскалывалась голова, тошнило, а еще меня мелко трясло, словно я находился в машине.
Резкий поворот — желудок подпрыгнул к горлу, желая расстаться с деликатесами, съеденными в «Че». Первой пришла мысль: «Где я?»
Память воспроизвела Тирликаса, стоящего возле выхода из бара. На улицу мы не пошли, потому что нас там поджидали болелы. Он говорил про покушение на Каретникова и самовыпилившихся военных, которые того пытались убить, повинуясь чьей-то злой воле. А еще Лев Витаутович был уверен, что обо мне злоумышленники не знают.
Тогда вот это — что? Покушение? Очевидно, что меня поджидали, выкрутили лампочку в подъезде, чтобы стало темно. Но если действовал профессионал, почему я живой?
Я попытался разлепить веки, вроде даже получилось, но перед глазами было черным-черно.
— Не нервничайте, — проговорили командирским басом. — Не двигайтесь.
— Где я? — совладать с голосом получилось не с первого раза.
— В машине «скорой помощи», — ответил тот же голос. — Александр, на вас напали грабители.
Грабители, мать вашу? Меня хотели прикончить! Я отчетливо считывал злость своего несостоявшегося убийцы в момент нападения.
— Позвоните в по… в милицию, — прохрипел я. — Телефон… Свяжитесь с Тирликасом Львом Витаутовичем. Это срочно!
Почему меня не добили? Не успели? Кто-то их спугнул? Или действовали обычные обыватели под программой суггестора, которые не знают, как умерщвлять людей? От обилия предположений голова разболелась еще больше. Я во второй раз разлепил веки, и яркий свет салона резанул по глазам, меня чуть не вывернуло.