N-P
Шрифт:
*
– Знаешь, я познакомилась с Суи и мы подружилась с ней!
– Что?! – воскликнула Саги и немного помолчала. – Неужели?
Мы бездельничали на кафедре после обеденного перерыва. Я встала, налила еще одну чашку чая из холодильника. Саги принужденно улыбалась. Она сидела на профессорском стуле, закинув ноги на стол, на ней было желтое платье. Я уже привыкла видеть Саги в таком виде. Когда мы впервые с ней встретились, за окном шел бесконечный дождь, а сейчас разгар лета. Каникулы, в учебных помещениях почти никого, из бассейна по соседству
– Как можно дружить с человеком, от которого устаешь? – спросила Саги.
– Я и правда устала, но мне было интересно, – ответила я.
– О чем она тебе рассказала?
– О родстве, незаконной связи, Бостоне, возвращении в Японию, – ответила я.
– То есть все. – Саги громко рассмеялась, ее плечи так и тряслись. – Только не думай, пожалуйста, будто я что-то от тебя скрывала! Я ничего не рассказывала только потому, что нас это не касается.
– Я понимаю, – сказала я. – Вы с ней в плохих отношениях?
– Мама – в плохих. После того, что мама о ней рассказала, я не смогла с ней дружить. Если бы мы стали подругами, это отдавало бы какой-то ложью.
– Наверное.
– Мы с ее матерью несколько раз встречались. Когда у нее возникали денежные проблемы.
– В детстве?
– Мы узнали о них, когда Отохико уже вырос. А потом все эти дела с ними двумя, – Саги засмеялась. – Мне не по себе, что все это случилось с моими родственниками.
– Могу себе представить. Я часто думаю о том, что бросила все, что веду однообразную жизнь и испытываю одни и те же впечатления. Мне вполне достаточно совсем немногих людей, но при этом чего-то не хватает! Наверное, сострадания к несчастным, жажды приключений, интереса к другим людям… А вот тебя я чужой не считаю.
– Ты меня утешаешь?
– Я понимаю, что говорю не совсем ясно, – сказала я и спросила: – Что это за человек, мать Суи?
– С ней, увы, уже ничего не поделаешь. Суи рассталась с ней довольно давно. Когда девочка начала встречаться с отцом, они уже жили порознь. Несколько раз мать Суи приезжала к моей матери выпрашивать деньги, и я слышала разговоры об алкоголизме, сифилисе и тому подобном. О том, что Суи моя родственница, я узнала только после того, как она стала встречаться с Отохико. Я буквально запаниковала! Маме я ничего не смогла рассказать. Да и зачем? С любовью ничего не поделаешь, – сказала Саги.
– Ты действительно так думаешь? – спросила я.
– Что?
Саги посмотрела на меня круглыми глазами.
– Что с любовью ничего не поделаешь?
– Да, – Саги кивнула.
– А физического отвращения нет?
– Нет! Вот если бы этим занялись мы с Отохико, с которым с детства были вместе, это было бы отвратительно, но он с Суи даже не встречался. К тому же у нас обоих к отцу особое отношение! Он то переживал, что отец бросил его в детстве, то приходил в восторг от его произведений, много было всего. Я его понимаю. Девяносто восьмой рассказ – это фантастика. Сюрреализм, романтика, по-моему, это лучший рассказ в книге. Я полюбила точно так же, как в этом рассказе.
– Не ожидала, – сказала я. – Ты казалась мне более брезгливой.
– Правда?
– Да.
– Пока не общаешься с человеком, ничего в нем не понимаешь, – сказала Саги. – Нужно допускать в людях самое неожиданное.
– Ты права, – согласилась я.
– Я боюсь, как бы они не совершили двойное самоубийство! – сказала Саги.
Все-таки мы с ней думаем одинаково. Я кивнула.
– Ты тоже боишься?
– Да. По-моему, они хотят умереть. Еще немного поживут, зайдут окончательно в тупик, и тогда… Впрочем, это только мое чувство.
– Но пока до этого еще не дошло… – тихо сказала Саги. – Кстати, когда разговариваешь вдвоем в большом помещении, поневоле переходишь на шепот, как будто речь идет о великой тайне!
– Какая же это тайна? – удивилась я.
– Неважно! Слушай, пойдем-ка пообедаем!
– Пойдем.
Мы встали и покинули комнату.
Мы вышли во двор, и солнечный свет ослепил меня, будто миллион фотовспышек. В глазах у меня потемнело, и я не сразу смогла разглядеть самый обычный летний пейзаж. Безлюдная спортивная площадка пахла свежей травой. Из соседнего школьного двора доносились звуки игры в бейсбол – удары биты, аплодисменты, приветствия.
– Какой славный ветер, – сказала Саги.
Она подставила свой широкий лоб ветру, и мной овладело какое-то странное состояние.
«А ведь еще в прошлом месяце мы не были знакомы. И родилась она на чужбине».
На словах так, а чувство было поразительное – тонкое и глубокое. От него перехватывало в груди.
Между двумя университетскими зданиями виднелся четкий четырехугольник неба. На нем висел очень тонкий белый месяц и плыли облака.
Этой красоты сейчас никто, кроме нас, не видит.
Я думала об этом, пока мы неторопливо пересекали спортивную площадку.
*
В тот день пошел сильный дождь, какого давно уже не было, и я почему-то вспомнила Отохико, который пришел ко мне дождливой ночью. Вечером разыгралась настоящая гроза, загремел гром.
Я сидела дома и слушала, как дождь поливает тротуар. Небо то и дело озарялось вспышками молний. Еще не было и пяти часов, но за окном наступила ночь.
У меня были дела – я наконец закончила перевод, и надо было срочно сделать с него копию. Дождь был некстати, я нехотя собрала бумаги, и вдруг мне пришло в голову на всякий случай сделать копию перевода Сёдзи. Не только потому, что об этом говорил Отохико, мне и самой показалось, что так будет лучше. Придет день, и я покажу его Саги и Суи.
Поэтому я сунула перевод и драгоценную рукопись в полиэтиленовый пакет, надела плащ и вышла из дома.
На улице хлестал ливень. Я забежала в ближайший магазин с ксероксом, поставила мокрый зонт рядом и принялась за работу.
Ярко освещенный магазин и темное небо за окном. Мокрая дорога, фары, в которых переливались все цвета радуги. Зеленоватый свет ксерокса падал на мое лицо. Всякий раз, когда в магазин кто-то входил, вместе с ним врывались звуки ветра и дождя. Мокрый пол отражал белый свет люминесцентных ламп.