Н. Г. Чернышевский. Книга вторая
Шрифт:
Стараясь объяснить медленное распространение земледельческих знаний, Чернышевский горячо нападает на тех "рутинистов", которые говорят, что крестьянин — враг нововведений, что он любит держаться старины. "Это один из сотни тех глупейших афоризмов, — восклицает он, — упорное существование которых в книгах и в мыслях образованного общества принуждает думать, что вот именно оно, образованное и прогрессивное общество, до безумия любит сохранять всякую нелепость, которая засядет в него". По мнению Чернышевского, дело не во вражде крестьян к улучшениям, а просто в их бедности. "У человека очень бедного, разумеется, нет средств ни к чему, в том числе и к производству земледельческих улучшений" [172] . Ни мало не желая защищать "образованное и прогрессивное общество", мы все-таки заметим, с своей стороны, что одною бедностью крестьян отсталость их еще далеко не объясняется. Промышленные рабочие тоже бедны, а между тем они гораздо больше и легче крестьян увлекаются всякими "нововведениями". Отсталость крестьянина объясняется общею отсталостью тех экономических условий, среди которых он живет. Человек есть продукт окружающей его общественной среды. Чернышевский часто повторял и прекрасно доказывал это положение. Но он не всегда умел надлежащим образом воспользоваться им при исследовании того или другого общественного явления. Вот почему, — как мы уже видели, — материализм Чернышевского заметен гораздо более в его "антропологических", чем в его исторических воззрениях, т. е. заметен более в его взглядах на отдельного человека,
172
Сочин., стр. 531–532.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
— Закон народонаселения. — Мальтус
Вопрос о народонаселении тесно связан с именем Мальтуса. Люди, мало знакомые с историей политической экономии, обыкновенно полагают даже, что Мальтус был первым, выдвинувшим его в науке. Это очень большая ошибка. О народонаселении писали гораздо раньше Мальтуса и, — что всего важнее, — писали гораздо основательнее его. Совсем не задаваясь целью исчерпать здесь всю существовавшую до Мальтуса литературу этого предмета, мы припомним, как смотрели на него некоторые писатели XVIII века.
Франклин, в небольшой статье "Observations concerning the Increase of Mankind" [173] и т. д., говорит, что как растения, так и животные, не исключая человека, способны размножаться с поразительной быстротой, и что, если бы земля "была свободна от других обитателей, она в короткое время могла бы быть совершенно заселена одним каким-нибудь народом, например, англичанами". Размножение рода человеческого задерживается целым рядом препятствий, например, дурным управлением, войнами и в особенности недостатком средств существования. Задача правительства заключается в том, чтобы обеспечить народу эти средства, потому что быстрый рост населения означает быстрый рост национального могущества и богатства. По мнению Франклина, белое население Северной Америки удваивалось каждые 20 лет. Но для примера он предполагает, что период удвоения равняется "только 25 годам", и затем показывает, в какую могучую нацию мог бы превратиться какой-нибудь миллион англичан, переселившихся в Америку. "Какое увеличение силы Британской империи на море и на суше! — с восторгом восклицает он. — Какой рост промышленности и судоходства! Какое множество кораблей и моряков!"
173
Works, т. II, стр. 384–391.
Подобно американцу Франклину, англичанин Уоллес задался целью показать, что человеческий род может размножаться чрезвычайно быстро, если только этому не мешают неблагоприятные условия, к числу которых и он относит прежде всего недостаток средств существования. "В любой стране вы всегда найдете, что, при прочих равных условиях, она населена тем больше, чем больше количество производимой ею пищи, поскольку изобилие пищи служит для народных масс поощрением к браку". Уоллес держится того мнения, что в древнем мире население было значительно гуще современного. "Было бы очень желательно, — замечает он, — чтобы внимательнее отнеслись к великому недостатку населения во всех странах и чтобы постарались выработать надлежащие планы для улучшения этого положения, так как благодетельный творец природы предназначил землю главным образом служить обиталищем человеку, и так как при подходящем возделывании она могла бы кормить число людей, значительно превышающее то, которое населяет ее теперь" [174] .
174
"Essai sur la diff'erence du nombre des hommes dans les temps anciens et modernes", Londres MDCCLIV, pp. 271 et 272.
Юм высказывает совершенно те же взгляды относительно способности людей к размножению. Человеческий род мог бы более чем удваивать свою численность с каждым поколением, если бы не препятствия (some difficulties in mens situation), вынуждающие людей сдерживать свое стремление к деторождению. Мудрое правительство обязано заботливо наблюдать и устранять эти препятствия (difficulties which it belongs to a wise legislature carefully to observe and remove) [175] . Мимоходом Юм делает ряд замечаний (например, о способности рабов к размножению, о детоубийстве), которые потом воспроизводит Мальтус, не называя источника.
175
"Of the populousness of Ancient Nations" in "Essays and treatises", Londres MDCCLIV, vol. I, p. 139.
Известный Мирабо-отец считает старой аксиомой ту мысль, что "люди плодятся, как крысы в хлебном амбаре, если у них есть средства существования". Мера этих средств служит мерой населения. Но именно поэтому не войны и не эпидемии препятствуют увеличению народонаселения (причиняемые ими потери чрезвычайно легко пополняются), а роскошь, истребляющая средства существования; "заведите лишнюю лошадь в стране, и вы можете быть уверены, что вы убьете тем, по крайней мере, четырех человек". Мирабо далек от того, чтобы видеть источник бедности страны в увеличении ее населения: "дайте людей стране; если у них нет денег, они привлекут их" [176] .
176
"L'ami des hommes ou trait'e de la populations" Nouvelle 'edition, Paris 1758, premiиre partie, p.p. 20-21-22-191.
Монтескье понимает, что между размножением растений и животных, с одной стороны, и размножением людей, с другой, — есть огромная разница. "Самки животных, — говорит он, — отличаются почти неизменной плодовитостью. Но в человеческом роде взгляды, характер, страсти, фантазии, капризы, желание сохранить красоту, неудобства беременности и слишком многочисленного семейства нарушают размножение на тысячу ладов" [177] . Это совершенно верная мысль. Но Монтескье не умел свести к одной коренной причине многочисленные условия, которые "на тысячу ладов нарушают размножение" рода человеческого. В этом случае он остался верен своему обычному характеру мышления. Он вообще не умел подняться от понятия о взаимодействии социальных явлений до понятия об их общей основе, как это лучше всего видно из его книги о величии и упадке Рима.
177
"L'esprit des lois", LXXIII, ch. I.
Сэр Джемс Стюарт в своем, вышедшем в 1767 г., "Inquiry into the principles of political economy" высказывает более глубокий взгляд на народонаселение. Он понимает, что существует тесная связь между экономией страны и ее населенностью [178] . Он различает физическую невозможность прокормления данною страной данного числа людей от моральной невозможности, обусловливаемой общественными отношениями. С изменением этих отношений передвигается тот предел, по наступлении которого страна оказывается перенаселенной в "моральном" смысле этого
178
Замечательна самая постановка вопроса у Стюарта. "Мы увидим, — говорит он, — каким образом законы промышленности влияют на размножение и на земледелие" (кн. I, гл. II, стр. 29 французского перевода 1780 г.). Стюарт не считает возможным рассматривать вопрос о народонаселении с отвлеченной точки зрения: "Я нахожу, что общие пропорции всегда ошибочны, — говорит он. — В сущности нет страны совершенно населенной, если под этим понимать число ее жителей, рассматриваемое независимо от потребления ими произведений страны". "У свободного народа (Стюарт имеет в виду народ, живущий при буржуазных условиях производства) земледелие увеличивает население лишь в той мере, в какой бедные получают возможность покупать свою пищу своим трудом" (стр. 50). У Стюарта идет речь даже о чем-то в роде экономического подбора, существенно отличного от подбора естественного, о котором говорил впоследствии Дарвин. Закон экономического подбора устанавливается Стюартом неправильно: размножение привилегированных он считает прямо пропорциональным их средствам существования. Это достаточно опровергается хотя бы примером современной Франции (ср. Ar. Dumont, "Population et civilisation"). Тем не менее, Дарвину было бы гораздо полезнее прочесть Стюарта, чем Мальтуса.
179
"De l''economie politique moderne. Discours fondamental sur la population", A Paris, l'an. III de la Republique.
Указав на то, что пределы для размножения рода человеческого бывают двух родов: физические и моральные, Герреншванд разделяет человечество по способам производства, — или по способам ассоциации, как выражается он, — на три "класса", которые отличаются один от другого почти как "отдельные роды": 1) охотники, 2) пастухи и 3) земледельцы. "Земледельческие народы имеют способность заставлять родиться свою пищу, так сказать, везде, куда они являются, и, кроме того, эта пища может быть переносима на огромные расстояния; эта дает им то преимущество, что они могут скоплять население в таких местах и, можно сказать, в таких размерах, в каких им вздумается. Такое положение земледельческих народов, совершенно противоположное положению двух других отделов рода человеческого, дает им возможность держаться различных систем в образе жизни и в способе удовлетворения своих нужд; а это различие систем, уничтожая у них однообразие, царствующее у охотников и пастухов, делает из них как бы несколько отдельных родов. Земледелие вообще до такой степени видоизменяет растения, животных и людей сравнительно с их первоначальным состоянием, что "природе трудно было бы узнать себя в своих творениях" [180] . Ввиду того, что различные земледельческие народы придерживаются различных систем в способах удовлетворения своих нужд (т. е. различных способов производства), они подчиняются различным законам народонаселения [181] . Да и в среде одного и того же рода законы народонаселения не одинаковы для различных классов, например, для рабов и для свободных людей. Современную ему буржуазную систему Герреншванд называет системой земледелия, основанной на мануфактурной системе, и считает ее "самой смелой системой, какую только мог придумать человеческий род для обеспечения своего существования". Во всех других системах "всем людям обеспечено прочное существование, но в системе земледелия, основанной на мануфактурной системе, половина нации оказывается в самом необеспеченном положении… без определенных средств существования, без уверенности в возможности приобрести их посредством труда, имея хлеб сегодня, а завтра умирая с голоду" [182] . Судьба этой части нации зависит от колебаний всемирного рынка. "Когда внешняя торговля уменьшается постепенно или внезапно прекращается для какой-нибудь ветви промышленности, тогда люди, занимающиеся ею, постепенно приходят или вдруг попадают в такое положение, что им остается только искать помощи у правительства. И если у правительства нет ни способности, ни желания найти для них новых потребителей их изделий, — они непременно должны или покинуть свою страну, чтобы искать себе пропитания в другом месте, или просить подаяния, или погибнуть от нищеты, потому что тогда земледельцы перестанут производить предназначавшуюся для них пищу или будут вывозить ее за границу" [183] . Классическая страна капитализма, Англия, поражала Герреншванда огромным количеством не имеющих работы "бедняков и бродяг". Он говорит, что увеличение их числа нельзя объяснить ни леностью английского народа, ни действием нелепых законов о бедных, ни ("еще того менее") излишним размножением, так как Англия далеко не достигла той цифры населения, которую она способна прокормить. Он высказывает даже то предположение, что пауперизмом Англия обязана развитию машинного производства [184] . Как бы там ни было, главного виновника такого положения дел он должен был видеть в английском правительстве. Правительство обнаруживает, по его словам, свою несостоятельность всякий раз, когда данный народ не производит всей той пищи, которую он мог бы добыть, и всех тех людей, которых могла бы содержать его территория. А в таком положении находилась, по его словам, вся тогдашняя Европа, земледелие которой не производило и половины того, что могло бы производить [185] .
180
Назв. соч., стр. 16 и 286.
181
ообще, по мнению Герреншванда, способ удовлетворения нужд, система экономических отношений, оказывает глубокое влияние на все привычки и склонности народа. Так, причину воинственности древних римлян он видит в системе мелкого землевладения (стр. 23).
182
Назв. соч., стр. 41.
183
Там же, стр. 60–61.
184
Там же, стр. 69–70 и 246–247.
185
Там же, стр. 284 и 289.
Довольно. Подведем итог всему, что сказали нам о народонаселении цитированные писатели. Многочисленное население является источником могущества и богатства страны. Мерой населения служат средства существования; потому "правительство" не исполняет своей прямой обязанности, если не заботится об их увеличении. Количество пищи, добываемой в каждой данной стране, зависит не только от ее плодородия и производительных сил, находящихся в ее распоряжении, но также и от тех общественных отношений, при которых эти силы употребляются в дело. Современные общественные отношения, — самые смелые из всех возможных, по выражению Герреншванда, — ставят значительную часть народа в совершенно необеспеченное положение, благодаря которому ей постоянно грозит голодная смерть, несмотря на то, что земледелие могло бы прокормить гораздо большее население… Развитие машинного производства, то есть увеличение производительных сил, может, при современном порядке вещей, быть причиной обеднения рабочего класса. Наконец, для каждой системы общественных отношений и даже для каждого общественного класса существует свой особый закон народонаселения и перенаселения. Только растения и животные отличаются почти неизменной плодовитостью.