На алтарь любви

Маршалл Паола

— Какую бы реплику заготовил для честного негодяя мистер Уэгстэфф? — прошептал он и обхватил ее лицо ладонями. — Довольно, сударыня, комедия окончена. Разделите со мной ложе, и пусть эта ночь покажется нам короткой!

Его руки блуждали по груди Кэтрин, губы накрыли ее рот, вероятно, для того, чтобы заглушить возможный протест. Как бы там ни было, она с трудом заставила себя отстраниться — похоже, ее телу и губам его ласки были неизъяснимо сладостны. Кэтрин отвела в сторону его руки и увернулась от горячих губ.

— Стыдитесь, сэр! Мне казалось,

в Лондоне я вполне ясно растолковала вам, что готова играть роль вашей жены, однако не собираюсь заменять ее в постели!

— Это вам должно быть стыдно, сударыня! Зачем «вы утверждаете, что добродетельны, хоть это не так», как написал когда-то славный Уилл? Всем известно, что целомудрие актрисы — давно разбитый горшок, который не склеишь.

— Ко мне это не относится! — воскликнула Кэтрин, вскочила и бросилась к двери. — Только прикоснитесь ко мне, и я вернусь в Лондон первым же пакетботом.

Ее угроза не подействовала — как самый заправский негодяй, Том расхохотался ей в лицо.

— Неужели, сударыня, вы предпочтете сбежать и предадите вашего брата в руки палача? О нет, не сделаешь ты это! — заговорил он зычным актерским голосом, открыто издеваясь над Кэтрин. Однако посягательств на ее честь не возобновил, вместо этого заметив: — Вы — редчайшая жемчужина среди женщин, если сохранили девственность! Поскольку подобная редкость никогда не встречалась на моем пути, надо думать, Том Тренчард просто не угодил вам. Ничего, сударыня, говорят, капля камень точит, а я человек терпеливый.

В жестоком мире театра, где многие актрисы предпочитали торговать своим, телом, чтобы не бедствовать, ей было очень нелегко сохранить целомудрие. Тем не менее она часто мечтала о любви, мечтала о добром, нежном возлюбленном, вовсе не похожем на Тома Тренчарда. Напротив — Том олицетворял все, что Кэтрин презирала в придворных кавалерах, заполонивших Лондон со дня Реставрации.

С этими мыслями она и отправилась спать.

Утро встретило их холодным дождем. Небо было серым, и, стараясь преодолеть уныние, Том сказал за завтраком:

— Хорошо, что мы сегодня проведем наши переговоры в экипаже. Нам даже не придется мокнуть — я велел подогнать карету во двор. Хозяин уверен, что мы хотим прокатиться.

Он снова приоделся в черный бархатный костюм. Следуя его приказу, Кэтрин тоже надела одно из своих лучших платьев, темно-синее с серебряной отделкой. Джорди оставили в трактире.

— Охраняй наши комнаты, — велел ему Том, когда они остались одни. — Ничего ценного или компрометирующего нас там нет, но стоит узнать, не интересуется ли кто-нибудь нами.

Слуга кисло кивнул. Вид у него был недовольный, но Том знал: на него можно положиться во всем. Джорди умел хранить доверенные ему тайны и исполнять приказы хозяина, правда, иногда с некоторым ворчанием, но неизменно точно.

Карета достигла места, где от дороги ответвлялась дорожка, ведущая к дому Уильяма Грэма, однако они никого не увидели. Том попросил кучера остановиться на несколько минут, чтобы насладиться

прекрасным видом. Кругом были лишь поля и огороды, но кучер, вероятно привыкший к причудам богатых англичан, не выразил удивления. Том и Кэтрин вышли. Дождь прекратился, так что они прошлись немного, громко восхищаясь каналом, и вскоре заметили бегущего к ним Грэма.

В руках у него был узелок, а усталое лицо казалось мертвенно-бледным. К счастью, кучер уже не мог их увидеть, так как дорога резко сворачивала влево.

— Слава Богу, вы здесь! — выдохнул Грэм. — Кто-то подослал ко мне еще одного убийцу… Надо было уехать с вами еще вчера! Я не спал всю ночь, опасаясь нового нападения, — и мерзавец явился под утро. Мне пришлось задержаться, чтобы избавиться от него. Карета с вами?

— За поворотом, — Том махнул рукой, указывая, где именно.

Кэтрин вдруг почувствовала, что ее обуревает безудержный, беспричинный смех. На мгновение ей представилось, как узкий канал заполняется трупами наемных убийц, и почему-то это показалось ей страшно смешным. Том позднее объяснил ей, что потрясение в сочетании с подавляемым страхом частенько производит подобный эффект. Он добавил, что древние греки называли это «истерией», и Кэтрин удивилась, что он обладает столь глубокими познаниями.

— Ну, наконец-то! — сказал Грэм, когда они уселись в карету. — Отвезите меня в Антверпен, будьте так любезны. В шумном городе мы ни у кого не будем вызывать подозрений, не то что здесь!

— Я тоже полагаю, — ответил Том Тренчард, простодушный и честный плут, — что в Антверпене проще затеряться, чем в этой глуши.

— Я был уверен, что тут я в большей безопасности, однако ошибался. Какой-то предатель донес на меня, и мне снова придется скрыться.

Он умолк, явно не желая продолжать разговор, а ведь они встретились специально, чтобы он мог переговорить с ними с глазу на глаз.

Карета достигла окраины города, и Том мягко поинтересовался:

— Мистер Грэм, позвольте узнать, что вы надумали относительно дела, о котором мы беседовали вчера?

— Да-да, простите меня. Впрочем, настоящего разговора у нас все равно не получится. Я вам ничего не скажу, пока у меня в руках не будет королевского указа с дарованным мне прощением.

И Том, и Кэтрин поняли, что два покушения на жизнь Грэма не просто напугали его, но и сделали весьма несговорчивым.

— Прикажите кучеру высадить меня на главной площади, оттуда я знаю дорогу. Свяжусь с вами, когда буду готов к новому разговору.

— Никак иначе? — спросил Том.

— Вот именно. Попросите ваших хозяев в Англии выслать указ с письменным обещанием прощения. Мы поговорим снова не раньше, чем вы получите письмо. Я понимаю, на это уйдет немало времени, так что увидимся мы не скоро.

— А как мне с вами связаться? — спросил Том. Нельзя сказать, что все сложилось удачно, однако в таких делах редко выходит по задуманному.

Грэм улыбнулся:

— Поговорите с Амосом Шоотером — он станет нашим посредником. Ему вполне можно доверять.