На берегу Севана (др. изд.)
Шрифт:
Старик скомкал несколько газет, положил их в отверстие в скале, поджег и начал раздувать огонь, стараясь, чтобы дым шел внутрь.
Но в скале были щели, и дым, не задерживаясь в норе, повалил со всех сторон.
— Скорее, скорее затыкайте щели! — всполошился старик.
Мальчики бросились ему на помощь, но тут из норы послышался хрип, кашель. Куница, не вынеся дыма, разметала горящие газеты, выскочила и убежала…,
— Чамбар, держи, лови ее, Чамбар! — растерянно размахивая руками, кричал дед. — Врешь, не уйдешь, я еще сдеру с тебя шкуру!
Чамбар не нагнал куницу. Она
— Ах, проклятая, бороду мне опалила! — сердито ворчал дед, стряхивая с себя искры. — Чтоб твоя родительница подохла!… Вы что зевали? Надо было за хвост схватить… Будь я молод, я бы ее не.упустил.
«Болт… бо-олт… болт!…» — взревел на Гилли «водяной», словно смеялся над неудачей деда.
— И этот туда же! — рассердился дед. — Вот я ему сейчас покажу, чего стоит охотник Асатур.
В те дни в окрестностях появились волки, и старый охотник на всякий случай взял у председателя его боевую винтовку.
— Дробью ее не достанешь, — сказал старик, — высоко забралась. Придется из винтовки. — Дед вздохнул. — Эх, жаль, старый стал я… Надо выстрелить в голову, тогда шкурку не попортишь. Но куда уж мне!… На-ка ты попробуй, — протянул старик винтовку Грикору.
Грикор обрадованно потянулся было за нею, но дед, удивленно подняв брови, язвительно засмеялся и отдернул ружье:
— Ты что думаешь — я уж и на самом деле никуда не годен, что ты меня заменить можешь?…
Грикор опешил. Рука его так и повисла в воздухе. Ребята, поняв, что дед шутит, рассмеялись.
— Умри верблюд, все одно — не снести ослу его шкуры, — загадочно сказал дед и, подняв винтовку, прицелился.
Раздался выстрел, и куница, соскальзывая с ветки на ветку, упала на снег так бесшумно, как мог бы упасть брошенный на ветер серо-коричневый комок ваты.
Камо подбежал и поднял зверька. Он был поражен: пуля выбила у куницы только два передних зуба. Шкурка, мягкая, нежная, бархатистая, осталась неповрежденной.
— Вот как стрелять надо! — хвастался дед, самодовольно поглаживая прикрепленный к архалуку значок «Ворошиловский стрелок». — Даром, что ли, меня, охотника Асатура, во время войны район командиром ополчения в селе Личк назначил? Так, зря, наугад?… И в районе знают, какой стрелок дед Асатур!
Зверек был красивый — каменная куница-белодушка. Шкурка ее была темно-каштанового цвета, на брюшке — более светлого оттенка, на шее — большое белое пятно, хвост пушистый, пышный. Но по мере того как жизнь покидала куницу, мех ее терял ту красоту, которая свойственна ему только у живого существа.
— Погодите-ка, у нее вся мордочка в меду, да и на голову сколько налипло!… Дай слизну, — шутил Грикор.
— Фу, довольно тебе! Кто тебя не знает, подумает, что ты и на самом деле обжора! — возмущался Камо.
— Ну, а если мне не даете, дайте Чамбару, пусть полакомится, — предложил Грикор.
Услышав свое имя, Чамбар начал повизгивать. Было ясно — предложение Грикора пришлось ему по сердцу.
— Это можно, — согласился старик и достал нож.
Он не вспорол шкурку, а вытащил из нее через пасть все тельце зверька и отдал Чамбару. Шкурка же осталась
По дороге в село Камо спросил:
— Дедушка, а что ты сделаешь со шкуркой?
— Вы что, думаете, отняли у моей внучки камень на кольцо, отправили в Ереван — я так это и оставлю?
Ответ деда обрадовал мальчиков: Асмик была у них у всех на уме, когда они думали о шкурке.
Когда они пришли в село и остановились у дома, где жила Асмик, дед вызвал девочку и накинул ей куницу на шею:
— Возьми, доченька. Наденешь в день свадьбы и вспомнишь старого охотника Асатура.
Асмик покраснела, но меху — шелковистому, нежному — необычайно обрадовалась. Прижималась к нему лицом и все повторяла:
— Какой же он красивый, мягкий…
Камо готов был отдать полжизни, чтобы этот мех подарил девочке он, а не дед…
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
«Небо высохло»
С подснежниками, фиалками, стаями птиц с юга пришла и, пройдя по долине Аракса, поднялась к вершинам Дали-дага новая весна. Природа проснулась после зимнего сна, скинула белое покрывало и надела красочные одежды. В камышах озера Гилли снова закопошились, зашумели, заговорили на все лады птицы.
С наступлением весны ребята привели в порядок инкубаторы, добыли аккумуляторы. Неузнаваемо изменилось все здесь за зиму. Маленький, детскими руками созданный птичник превратился трудами колхозников в большую ферму. Птицы были помещены в новые клетки и питание получали по особым рационам: по одному — несушки, по другому — птенцы, по третьему — селезни и петухи водяной курочки*
В один из солнечных дней Асмик широко раскрыла ворота фермы, и ее питомцы — водяные птицы разных пород и раскрасок — неудержимо двинулись к пруду. Солидно переваливаясь с боку на бок, шли гуси нуия. Перья у них блестели так, как это и должно быть у здоровых и жирных птиц.
Асмик не могла нарадоваться, глядя на своих питомцев.
— Вы поглядите только, как они уже выросли!… И птица в птицу: недаром в один день родились! — в восторге повторяла она.
— Да, все от одной железной матери, — с обычным смехом в глазах сказал Грикор. — Все выросли… Да ведь и ты выросла, Асмик. Джейран ты, а не девочка!
Асмик больно ухватила Грикора за вихор.
— Нет, нет, — вопил Грикор, — не выросла, не выросла! Пусти, больно!
Но Грикор был прав: Асмик за год расцвела. Не отстали от нее и товарищи. Камо еще более возмужал. На верхней губе у него уже пробивались усы, голос погрубел. Армен тоже повзрослел, но стал еще тоньше и застенчивее. Только Грикор остался как будто таким же: то же детски-наивное лицо, такой же подвижной, бойкий, тот же смех в черных глазах…