На берегу Севана (др. изд.)
Шрифт:
Дед поцеловал Асмик в голову и вздохнул. Места, где он бродил в молодые годы, пробудили, по-видимому, у старика волнующие воспоминания, и, глядя на озеро, он запел. Это была какая-то восточная, полная грусти песня. И старик спел ее так хорошо, что ребята расчувствовались.
— Эх, Дали-даг!… Сколько, сколько таких, как мы, приходили к тебе, дышали запахом твоих чудесных цветов и уходили… Никто не знает, откуда приходят люди, куда уходят, человеку непонятны тайны природы…
Старик встал. Он был глубоко взволнован:
— Ну, пойду, ребята, на
Дед встал и, слегка покряхтывая, поднялся на ближайший гребень скалы.
Он долго стоял здесь, внимательно вглядываясь в даль.
По ту сторону гребня, в лощинке, мирно паслось несколько диких баранов.
Дед вскинул ружье. Вожак увидел его, тревожно фыркнул, и бараны, делая огромные прыжки, стремительно понеслись вниз по кремнистой горе.
Раздался гулкий выстрел. Прожужжала пуля, и красавец муфлон упал на голову, перевернулся и покатился по склону, оставляя на снегу пятна крови.
Вскоре старый охотник с ружьем в руках вновь появился на гребне. Он прикрыл ладонью глаза и долго смотрел на Севан, на чудесные горы, а потом запел снова. Это была песнь его юности — «Песня пастуха». Пел он грустно, всем своим взволнованным сердцем говорил «прости» любимым горам…
Несколько научных подсчетов
Убитый дедом баран был большой и тяжелый. Камо с Грикором, впрягшись в рога, не без труда подтащили тушу к берегу озера. Блестящая, темная, с рыжим отливом шкура животного, по мере того как оно остывало, все больше тускнела.
— Такой красивый! Неужели не жаль убивать было? — говорила Асмик.
— Жаль-то жаль, — сказал дед, — да ведь и для науки иной раз кровь проливать приходится. На днях председатель охотничьего союза говорит мне: «Дед Асатур, зоологическому институту дикий баран требуется. Хотят поглядеть, какой у него желудок, легкие, печень». Не знаю, для чего это им — нет ли болезней каких, что ли?… Ну вот и пошлем им нутро, пускай поглядят, а мясо мы съедим. Хорошо, что под пулю мою самец попал!
— Нашему деду за такой выстрел! — сказал Армен и протянул ему листок бумаги.
На нем было всего четыре строки:
В душе моей останется навек,
Как светлый сон, воспоминанье -
Стремительный муфлонов бег,
Гром выстрела и сердца ликованье.
Асмик восторженно захлопала в ладоши.
— Дедушка, а зачем у него такие огромные рога? — спросил Грикор, приподнимая гигантские узловатые рога барана. — И что это за кольца у него на рогах?
— Рога барану нужны и для защиты и для нападения. В борьбе побеждает тот, у кого и голова и рога крепки, а сам он молод и силен… А кольца на рогах показывают возраст — я уже говорил вам об этом.
— Значит, ему двадцать лет? — сосчитал Грикор.
— Нет, они так долго не живут. В восемь — десять лет баран уже старик. Они живут лет двенадцать-тринадцать, не больше. Эти мелкие
В то время как дед Асатур свежевал барана, прибежал запыхавшийся Сэто с большим глиняным кувшином на плече.
Узнав, что мальчик из села Личк, в азербайджанском кочевье охотно исполнили его просьбу.
Из жаркой прикуринской равнины колхозники-азербайджанцы каждое лето приходят в армянские горы и встречают здесь сердечный прием. С особым уважением относились азербайджанцы к старому охотнику.
— Меня ты им назвал? — спросил старик.
— Как же, назвал.
— Что же они сказали?
— Сказали, что для кирва [Кирва — друг] Асатура они и жизни своей не пожалеют, — ответил Сэто и, подмигнув товарищам, добавил: — Они хотели и барашка тебе прислать, да уж куда мне было и кувшин и барашка тащить.
Дед гордо поднял голову:
— Не говбрил я, что мне они ни в чем не откажут?… Я, бывало, убью оленя и приволоку к ним в бина [Бина — группа шатров в кочевье, обычно нескольких семей одного рода]. Соберутся азербайджанцы у огня, кругом в горах шашлыком пахнет… Ох, где ты, моя молодость!…
— Ну и зверь! — ахнул Сэто, увидев барана. — Дедушка убил?
Не менее, чем Сэто, были изумлены и молодые геологи, вернувшиеся из своей «научной экспедиции».
— Этот вид дикого барана наживается в науке «арменийский муфлон», — сказал Ашот Степанович. — Он водится только у нас в Армении да встречается порой в граничащих с нами районах Турции и в северном Иране.
— Ну, что же дало ваше обследование? — спросил у геологов Армен. — Стоит рисковать или не стоит? Или вода уходит к Казаху?
— Если судить по строению горы, вода из озера должна стекать к Севану. Рискнуть стоит, — ответил Ашот Степанович. — Но, чтобы избежать несчастного случая, надо хорошо обдумать, как вылить керосин в озеро.
— Ничего, выльем! — воскликнул Камо. Он не любил долго раздумывать.
— С водой шутить нельзя, внучек, — предостерег дед Асатур. — Погодите, ребята, немного, я вам такого помощника дам, что все хорошо будет, — сказал он и зашагал к опушке леса.
— По-моему, если мы шашлык поедим, да вволюшку, нам никакая вода не будет страшна, — серьезным тоном высказал свое мнение Грикор и вскочил на ноги. — Я сейчас сбегаю в лес, наберу немного хвороста.
Не прошло, однако, и двадцати минут, как он появился снова на вершине гребня с большой вязанкой хвороста на плечах. Такой быстроты от него некто не ожидал.
Грикор шариком скатился с холма и, прихрамывая, подбежал к товарищам.
— Скорей разжигайте костер, пока я не потерял сознания от голода! — смеясь, кричал он.
Ребята быстро разложили костер, нарезали и насадили па вертела, сделанные из принесенных Грикором веток, самые вкусные кусочки мяса. Когда немного спустя из-за того же холма вышел дед Асатур, волоча за собой длинное бревно, обостренное обоняние старого охотника еще издали уловило ароматный запах шашлыка, знакомый и приятный. И дед ускорил шаги.