На берегу Севана (др. изд.)
Шрифт:
В этом году я нашел здесь много нового.
Экскаваторы углубили русло реки, и воды Гилли бурно неслись в Севан.
Озеро осело, и болот, примыкавших раньше к его берегам, не стало. Их место заняли пышные зеленые поляны, где пасутся стада породистых коров колхоза села Личк.
Гилли становится хранилищем неисчерпаемых запасов торфа… Уже работали торфорезы, и грузовики возили торф безлесным и лишенным топлива колхозам сел, окружающих Севан.
На лужайке, за которой начинались заросли камыша, стоял пес со свернутым в крендель и закинутым на спину хвостом. Он с удивлением смотрел на
В это время, размахивая в воздухе длинной дубинкой, к нам подбежал молодой парень.
— Чего ты удивляешься, Чамбар? — сказал он. — Городская собачка, не видишь, что ли? Одно знает — перепелок гонять…
Заметив меня, парень смутился и придержал Чамбара за ошейник.
У него было приятное смуглое лицо, веселые, искрящиеся смехом глаза.
— Ты что тут делаешь?
— Я?… Я не один, я с Чамбаром. Мы пришли полюбоваться на колхозных телят села Личк, — ответил он и показал на изумрудные луга на берегу Севана, где паслось стадо красивых, породистых телят.
— Ну, а вы с Чамбаром охотиться умеете?
— Мы?… А как же! Мы входим в охотничьи кадры деда Асатура, нашего старого охотника. Что же касается Чамбара, то с ним у меня договор подписан: как поймает зайца — мясо мне, брюшко и косточки — ему… — балагурил паренек.
— Охотник Асатур?… О нем я что-то слышал. Это не тот, что клад нашел?
— Он самый… Как высыпал он из мешка золотые монеты да кольца, я так и сел — голова кругом пошла…
Я засмеялся. Видно было, что этот парень без шутки говорить не умеет.
— Ну, а где же можно увидеть вашего деда Асатура? — спросил я. — Небось охотится сейчас?
— Охотится?… Станет он пулю тратить на такое добро! — Парень с пренебрежением показал на висевших на моем поясе бекасов и дупелей. — Вон он, рыбачит. Форелей ловит, полненьких, жирненьких… И без собачьей помощи, — добавил он, не без презрения поглядев на мою собаку.
Я подошел к реке.
На берегу, размахивая руками, суетился старичок с длинной, по колени, белой бородой.
— Камо, парень, нашел время для уроков! — кричал он тревожно. — Рыба-то, рыба уходит… Иди-ка скорее, перехватим ее на пути…
На зеленой траве, невдалеке от реки, уткнувшись в книги, лежали несколько ребят.
Один из них, парень атлетического сложения, услышав окрик деда, поднялся и пошел к нему.
За ним последовал товарищ.
Мальчики быстро разделись и, взяв у деда конец невода, поплыли с ним на другой берег реки. Здесь они прикрепили невод к колышку, вбитому в берег.
— Ну, теперь рыба наша, — успокоился старик, увидев, как ушли в воду грузила и натянулась сеть, от берега до берега перерезав реку. — Молодцы, ребята! Камо-джан, Сэтоджан, вы теперь свободны. Берите свои книжки. Когда рыба наловится, я вас опять кликну.
Увидев меня, дед прикрьигладонью глаза и вгляделся.
— Здравствуй, отец! — сказал я. — Это ты — охотник Асатур?
— Я, а кто еще может быть!
Старик искоса взглянул на мое ружье и собаку и, как бы возобновляя давно начатый нами разговор, продолжал:
— А рыба-то в этом году
Мы разговорились — у охотников сразу находится общий язык. Но дед сейчас был поглощен рыбой.
Он то и дело поглядывал на реку — не сорвался ли, часом, невод.
Потом он подвел меня к группе сидевшей на траве молодежи.
Все встали и вежливо со мной поздоровались.
— Это мои львята, — улыбаясь, представил мне ребят дед. — Ты, должно быть, в газетах о них читал. Наша гордость… наши молодые нату… нару… Как это вы, Камо, называетесь, по Дарвину вашему?
Ребята засмеялись.
— Юные натуралисты, — подсказал Камо.
— Вот-вот, и я так говорю… Эта вот славная девочка, Асмик, научила нас собирать яйца диких птиц. Она же в селе и ферму птичью устроила… А это наш ученый, Армен, — показал дед на худощавого, с тонкими чертами лица, большим лбом и красивыми черными глазами юношу. — А вот этот — Артуш. Он наш блудный сын. Все бегал от нас, злился, а теперь с нами, добрый мальчик…
Ребята улыбались, прислушиваясь к характеристикам, которые давал им дед.
— А обо мне что скажешь, дедушка? — спросил мальчик с дугообразными бровями. Он только что вместе с Камо устанавливал невод, и с его мокрого чуба еще стекала вода.
— Про тебя? — засмеялся дед. — Разбойничьи глаза у тебя, вот что я про тебя скажу. А парень ты ничего, тоже хороший. Он, — пояснил мне старик, — в прошлом году отстал от товарищей, не учился. А теперь догнал их и вместе с ними оканчивает школу. Но он вроде охотника Асатура — все мысли у него в горах. Только охотник Асатур за вкусной дичью ходит, а он — за камнями. Шахты строить собирается… А это наш шутник Грикор, он тоже готовится к экзаменам. Кто с ним живет, не состарится. Смех целый день!… А сегодня у нас особый день. Грикор вернулся из Еревана и уже не хромает, как прежде. Он долго не соглашался на операцию, а как узнал, что юные натуралисты — и он с ними — должны в Москву ехать, сразу решился. Вот ему ногу и выправили. Ишь, каким молодцом ходит!
Я уселся на траву и разговорился с ребятами. Больше всех меня заинтересовал Сэто, мальчик с очень своеобразным характером. Ум и мысли его и на самом деле были в горах. Удивительные крайности наблюдались в его школьных успехах.
У него нет, как рассказали мне его товарищи, ни одной тройки или четверки — только двойки и пятерки. Пятерки он получил по геологии, краеведению, географии, естествознанию. Этим предметам отдает все внимание, остальные его не интересуют.
Однако страх, что его не примут в Горный институт в Ереване, заставляет Сэто заниматься. Армен, по крайней мере, выразил уверенность, что Сэто экзамены сдаст и по нелюбимым предметам.
Хорошо учится теперь и Асмик.
Она стала внимательной, сосредоточенной. Не то что в прошлом году, когда то и дело происходили «катастрофы» на птицеводческой ферме. Тогда она нередко бросала книги в угол и плакала.
«Мам, я ничего не понимаю, я не могу заставить себя думать о том, что говорится в книге!» — горько жаловалась она матери.
Такие минуты бывали и у Камо. Случалось, что он, сидя в классе, совершенно не ощущал присутствия товарищей, учителя — так были заняты его мысли тайнами Дали-дага и озера Гилли.