На броненосце “Князь Суворов" (Десять лет из жизни русского моряка, погибшего в Цусимском бою)
Шрифт:
Вчера получил курьезное письмо от бабушки из Москвы: она из “Нового Времени” узнала о наводнении 4 ноября и ужасно беспокоится о моей судьбе. Конечно, я написал ей успокоительное письмо и даже послал три фотографии музея нашего корпуса.
XI. С.-Петербург. Морской Корпус. 22 марта 1898. г.
Мои экзамены уже начались. Покончены счеты с теорией девиации и астрономией: по обеим получил 12. Еще не ясен балл за астрономические задачи. Впрочем, и они решены, кажется, порядочно. Заниматься приходится основательно: мичманские звездочки даром не даются. До пасхи остались экзамены: пароходная механика, теория кораблестроения, морская практика. Больше всего я боюсь теории кораблестроения: она у меня всегда хромала, хотя имею в годовом 12.
По субботам я рыскаю по всевозможным портным и магазинам; как новинка это занимает, но устаешь, как собака. Между прочим, присматривал я дорожные вещи у Мюллера: цены просто сногосшибательные, прямо страшно становится. Но вещи очень хорошие. Один сюртук я заказал у Нарденштрема из английского материала специально, чтобы постигнуть разницу между сюртуком в 60 и 115 рублей. Вчера была первая примерка платья, которое я шью у Дмитриева. Все оказалось очень хорошо, особенно сюртук. Заходил я в новый магазин экономического общества присматривать офицерские вещи, которые не нашел себе еще по вкусу. Дешевизна страшная и вещи очень недурные, так что в конце концов, вероятно, куплю там.
"Здесь мы застали новый крейсер "Светлану”, только что пришедший из Португалии."
XII. Либава. “Верный”. 3 июня 1898 г.
Нельзя сказать, чтобы наше плавание (последнее плавание перед выпуском в гардемаринском отряде) началось для отряда особенно счастливо. В первый же день, как мы вышли на рейд, “Азия” потеряла якорь, а мы при подаче буксира навалили на “Моряка”, сломали ему фор-брам-стеньгу, ободрали блинд-гафель и у нас оказалась погнутой шлюпбалка. На переходе же в Роченсальм у нас лопнул стальной буксир, а “Азия” ухитрилась напороться на камень, к счастью, без особенно серьезных последствий. Неудачи продолжаются: вчера уже в Либаве налетел страшный шквал с дождем.
Нас едва не сорвало с якоря и понесло на “Рынду”, на которой, в свою очередь, лопнул канат левого якоря. Переходы до сих пор были спокойные: ветра не было, и все время ходили под парами. Впрочем, завтра нас, вероятно, основательно потреплет: море со вчерашнего дня никак не может успокоиться, а переход до Ревеля предстоит суток в трое. Живется нам нельзя сказать, чтобы плохо: делать абсолютно нечего, и народ больше спит. Я лично ничего не имел бы против какого-либо занятия, а то подчас скучновато. Кормят нас на убой, и перед обедом полагается по рюмке водки и закуски. Вообще, в этом отношении мы обставлены шикарно.
Наш “Верный” прехорошенькое суденышко, очень удачное по постройке. Жаль только, что, вследствие поспешности работ, он строился меньше одного года, многие детали плохо пригнаны: особенно это заметно в такелаже и механизмах. Состав офицеров прекрасный. Корпусным офицером с нами пошел фанатик астрономии Михаил Михайлович Б-ов. Он нас порядочно изводит своей астрономией. Впрочем, во всем остальном он милейший человек. С командиром “Верного” наш выпуск уже имел дело раньше, когда он был старшим офицером на “Пожарском”. Мы с ним были в отличных отношениях. Вообще, офицеры относятся к нам как к субъектам, которые наденут через четыре месяца мичманскую форму. В Роченсальм мы почти каждый день съезжали на острова. Места там очень красивые, благодаря развалинам старинных шведских укреплений. Несмотря на страшно холодную воду, что-то около 11° Цельзия, мы даже несколько раз купались.
В Роченсальме простояли до 28 мая, а 31-го вечером уже благополучно прибыли в Либаву. Здесь мы застали новый крейсер “Светлану”, только что пришедший из Португалии. Сегодня утром, как раз, когда я начал это письмо, нас повезли осматривать “Светлану”. Она приспособлена служить яхтой Генерал- Адмиралу, и отделка ее поражает роскошью. Кроме этого, она представляет последнее слово науки по всем статьям корабельной техники.
Приняли нас на “Светлане” замечательно радушно: несмотря на то, что нас было 54 человека. Нас чуть не допьяна накачали шампанским и ликерами. Жаль, у меня еще не проявлены снимки “Светланы” и Либавского порта.
С прошлого года работы в порту сильно подвинулись вперед. Канал собственно кончен вместе с первым доком – остались бассейны и второй док. Морской городок почти готов, и осенью, говорят, переводят один из экипажей Кронштадта. Недурны офицерские квартиры: женатому обер-офицеру, например, полагается квартира в пять комнат с лепными потолками и паркетными полами. Оригинален дом с мичманскими квартирами: каждому мичману полагается две комнаты и кухня, а такими квартирами полны два громадных трехэтажных дома. Вот где должно быть будет житье! Работы поражают своей грандиозностью и, вместе с тем, дикостью затеи выстроить этакую штуку на совершенно ровном берегу. Отсюда мы идем завтра в Ревель, где пробудем до одиннадцатого, а оттуда пойдем в Балтийский порт, где простоим до восемнадцатого. Наш маршрут напечатан в “Новом Времени”.
“Приняли нас на “Светлане” замечательно радушно: несмотря на то, что нас было 54 человека. Нас чуть не допьяна накачали шампанским и ликерами."
XIII. Роченсальм. “Верный”. 21 июня 1898 г.
Ваше письмо получил в Ревеле, а деньги в Балтийском порту. За деньги благодарю, впрочем, особой нужды в них я не имел. Хотя у меня в Балтийском порту вышел последний двугривенный, я чувствовал себя превосходно, так как мы, главным образом, предпринимаем экскурсии в места необитаемые. Как я вам писал, живется нам превосходно, но всевозможные несчастия продолжают на нас сыпаться. На днях наш командир, милейший человек, которого мы все очень любили, сошел с ума, и его пришлось из Балтийского порта отправить в отпуск впредь до выздоровления.
С минуты на минуту мы ждем приезда назначенного временно командовать “Верным” капитана 2-го ранга Вирена, по слухам, субъекта довольно свирепого. Собственно у командира сильнейшее нервное расстройство, и, кроме того, он почему-то вообразил, что из денежного ящика пропало восемь тысяч рублей. Три раза комиссия ревизовала сундук, и, кроме тридцати рублей лишних, все обстояло благополучно. Он несколько успокоился и перешел на другое: вообразил, что “Верный” во всех отношениях худшее судно в отряде, и ни за что не хотел верить троекратной благодарности адмирала, которую он нам поднимал сигналом за отличную выправку и работу. Дело дошло до того, что пришлось у него отобрать, тайным образом, конечно, револьвер. В конце концов адмирал уговорил его ехать в отпуск, что было страшно трудно.
Говорят, с молодыми командирами это случается: настолько тяжела ответственность и так резок переход от каторжной, но не ответственной должности старшего офицера к на вид заманчивой, но страшно ответственной должности командира. Мы все искренно желаем ему скорее поправиться, настолько мы его полюбили за те два года, что плавали с ним на “Пожарском”, да и в этом году он был с нами замечательно мил. Собственно до сих пор нам была не жизнь, а масленица. Отъелись мы страшно: наш артельщик просто талант, и едим мы куда лучше офицеров, но, по-моему, такое безмятежное благополучие несколько скучновато. Дело дошло до того, что мы для моциона каждый вечер, по собственной воле, часа три гребем на баркасе, который у нас тяжести непомерной, а по утрам бегаем через салинг. Впрочем, нельзя сказать, чтобы мы уже очень бездельничали: занятий у нас порядочно, да, и кроме того, приходится занимать судовые должности. Например, я теперь назначен на месяц штурманским гардемарином, что уже само по себе дает порядочно дела, особенно на ходу. К несчастию, все это довольно однообразно, и приходится самому изобретать развлечение – таковым, главным образом, служит катание на шлюпках и скитание по диким местам.