На Чулышмане
Шрифт:
Моя игрушечная блесенка легко перелетает через суводь и опускается на краю потока. Блесенка упирается, не хочет идти обратно – и почти тут же удар. Подсечка! И быстрый хариус с фиолетовым разводом по плавнику-парусу у меня в руках!
Мишка, кажется, не видел только что происшедшего. И снова блесна в струе. Струя рвется дальше, а белый мепсик устало останавливается на границе струи и суводи, будто раздумывая, опуститься ли ему вниз, на глубину, тут же или сначала немного отойти от струи к берегу, где поспокойней. Нет, надо немного отойти. И тут снова удар по блесне – и еще один хариус на берегу.
Наверное,
Погода ломается, и рыба по-своему ждет дождя в долине и снега в горах. Мы почти без добычи. Оставляем счастливое для меня место, возвращаемся к броду и идем дальше, вверх по реке. Мишка вооружается спиннингом и начинает охоту за тайменем.
Спиннинг у Мишки свой, особенный. Он переделан из металлического двухколенного удилища: оно укорочено в обоих коленах настолько, что в сложенном виде легко убирается в переметную суму – арчемак. Главное требование к снасти, которая путешествует вместе с добытчиком по горной тайге, соблюдено – такую снасть, спрятанную в арчемак, не поломаешь о камни и деревья.
У Мишкиного спиннинга простая безынерционная катушка, с которой обычно и начинают наши мальчишки, – катушка закрытая, пятирублевая. Леска – ноль четыре. Блесна тяжелая, медная, к тому же раскрашенная, протравленная и обожженная на огне. Это настоящая блесна для тайменя.
Своим спиннингом-коротышкой, как пращей, и хлещет мой спутник реку направо и налево. Но талменя пока нет…
Талмень – это тоже Мишкина монополия. Именно талмень, а не таймень. И порой, слыша талмень и талмень, я задумываюсь о том, что этот талмень куда лучше принятого у нас тайменя. Ну, как, например, назовешь небольшого тайменя, который теперь в Чулышмане попадается куда чаще, чем пудовые рыбины? Небольшого окуня мы называем окушком. Небольшую щуку – щуренком. А тайменя?.. Нет, небольшого тайменя одним словом красиво не определишь… А вот у талменя небольшой талмень есть – это талмешонок. Наверное, Мишка прав со своим талменем. И будто поддерживая его авторитет, первым делегатом от гигантов Чулышмана и явился к нам именно талмешонок.
Мишка отложил спиннинг и выругался – таймень дважды гнался за блесной и оба раза сворачивал в сторону почти у самого берега. Блесна заменена, тайменю предложен иначе раскрашенный кусочек хитро выделанного металла. И тот же результат: таймень, как собака за велосипедом, гонится за блесной, но брать не берет.
Я иду на риск и предлагаю Мишке уступить мне место. Мишка уже поверил мне сегодня утром и продолжает верить до конца, но с долей изумления. Это изумление усиливается, когда вместо мепса я прикрепляю к леске блесну с крючком, который спрятан в резиновой рыбке.
Мишка щупает рыбку, удивленно пожимает под ватником плечами, но отходит в сторону, уступая мне каменную плиту, возле которой всякий раз сворачивал в сторону таймень.
Блесна с рыбкой уходит на глубину. Течение не очень сильное. Кончик удилища опущен к воде, чтобы приманка шла как можно ниже. Метр, второй, третий… – возвращается леска на катушку. И вдруг – стоп, как мертвый зацеп за дубовый корч, лежащий на дне. Решение принято в какое-то мгновение, рефлекторно, – все-таки подсечка. И зацеп оживает… А скоро около берега показывается тот самый таймень-талмешонок, который гонялся за Мишкиной блесной.
Одержана еще одна победа. Мишка окончательно признает за мной право пользоваться этой странной снастью, признает, правда, молча и молча уходит дальше, вверх по реке.
Я же остаюсь здесь, у плоской каменной плиты, далеко выдающейся в реку. За плитой течения почти нет – здесь, как аквариум, как заводь осеннего пруда, укрытая от ветра. На эту тихую воду шальная струйка нет-нет да и вынесет какой-нибудь желтый листок, вынесет и надолго оставит здесь. В воде за плитой хорошо и далеко видно. Видно дно, уходящее каменными уступами все дальше и дальше вниз в сумрачно-зеленую глубину.
Я остаюсь один над этой каменистой глубиной. Я неподвижен. Я скрыт от реки. К реке спускается белка. Белки в этом году много. В прошлом году родил кедр, бурундуки и кедровки прошлой осенью попрятали много орехов, и теперь те же кедровки, бурундуки, а вместе с ними и белки, явившиеся массой, разыскивают прошлогодние склады.
Белка подбирается к самой воде, что-то ищет тут. И вдруг плывет. Плывет быстро темным пушистым комочком, сносимым течением. Я переживаю за этого рискованного пловца. Вот он уже на середине потока. Дальше проще – дальше тише течение. Берег кажется совсем близко. Цель почти достигнута. И вдруг короткий всплеск-бурун – и белка исчезает в глубине.
Таймень! Конечно, это его бульдожья атака, это его резкий всплеск-бурун!.. Я тороплюсь – страсть есть страсть. Достаю из коробочки ту самую тяжелую свою блесну, финскую, эмалированную, весом 18 граммов, и отправляю ее навстречу тайменю.
Заброс, другой. Еще и еще забросы. Река молчит. Я устаю от ожидания удара-поклевки и откладываю спиннинг.
Приближается вечер, тихий, пасмурный. Я все около той же каменной плиты, около той же заводи-аквариума, возле которой был пойман мой первый таймень-талмешонок и где начала свой неудачный путь через реку белка-путешественница. Я вижу Мишку. Он еще далеко, но идет обратно. Я тоже соскучился по нему – одиночество около горной реки для меня не совсем обычно. Но одиночество, как все здесь, вдруг уходит – около плиты, у самой поверхности заводи, появляется хариус-гигант. Он не спеша поднимается к поверхности, полукругом обходит желтый лист, лежащий на воде, и так же не спеша скрывается в темно-зеленой глубине вечерней воды.
Проходит две-три минуты, и снова хариус, как призрак, является из глубины и снова, совершив круг, исчезает за плитой… Я не могу оценить его размеры, но он много солиднее тех рыб, которые сегодня достались мне. Как зачарованный я смотрю на воду и жду этого призрака еще и еще раз. И он снова является на свет божий и так же торжественно уходит в темноту.
Хариус-призрак больше не показывается. Вместо него является Мишка и громко сообщает прогноз погоды на ближайшее время:
– Дождь будет – из харюзов крови много течет.