На далеких рубежах
Шрифт:
– - Вон там живет Зейнаб, -- Лиля показала на хорошенький домик с этернитовой крышей и навесом на весь фасад.
– - Да вот и она сама!
Из-за ограды на улицу вышла девушка в длинном, до пят, койнете, волосы ее были заплетены в четыре тугие косы, какие носят незамужние туркменки. В ней Поддубный сразу узнал ту скуластую смуглянку, которую впервые видел на веранде коттеджа. Заметив за рулем автомобиля офицера-летчика, девушка смутилась.
– - Зейнаб!
– - окликнула ее Лиля.
Зейнаб бросилась к машине.
Девушки обнялись. Лиля познакомила подругу с Поддубным.
– - Я тебя ждала, ждала, да и ждать перестала, -- сказала Зейнаб на отличном русском языке. Год назад она окончила университет и теперь преподавала в школе-десятилетке русский язык и литературу.
Все трое вошли в дом.
Зейнаб приоткрыла дверь в соседнюю комнату.
– - Эдже!
– - позвала она.
На зовы вышла пожилая женщина, закутанная в белый платок. Поздоровавшись с Лилей, как со старой знакомой, она с приседанием, по-восточному, поклонилась летчику.
Поддубный огляделся. Пол в сенях заслан войлоком-кече, а в комнате -коврами. Круглый стол, стулья, шкаф с книгами и кровать завершали убранство этой опрятной и уютной комнаты.
На стенах -- фотографии, картины в рамах.
Кроме этой комнаты в доме было еще три. Очевидно, мужские и женские спальни.
Вскоре пришел хозяин дома -- пожилой плечистый человек в халате и шапке -- и его сын Байрам -- подвижный паренек лет шестнадцати-семнадцати. Сын был одет так же, как и отец, но вместо простого халата носил шелковый, и шапка у него была не черная, а серая, из каракульчи, с раструбом вверху.
Отец и сын также разговаривали по-русски. Байрам, узнав, что майор недавно служит здесь, вызвался показать ему аул. Прежде всего он повел гостя в чайхану, верне, в чайчи. Там несколько дехкан, разместившись на ковре и обливаясь потом, пили гокчай. Отдельно в углу перед недопитой пиалой сидел старый туркмен, напевая какую-то песню под аккомпанемент дутара.
Поддубному показалось, что он где-то встречался с этим стариком. Ба! На его шапке летная кокарда! Да ведь это тот самый Бояр, который привез на аэродром трос, перебитый Телюковым! Старик тоже узнал летчика и вежливо, широким гостеприимным жестом указал на место рядом с собой.
– - Садитесь, а то старый Бояр обидится, -- подсказал Байрам.
Пришлось Поддубному отведать гокчаю.
Чтобы угодить дорогому гостю, Бояр снова ударил по струнам дутара и хриплым голосом затянул песню.
– - О чем он поет?
– - обратился Поддубный к Байраму, потягивающему из пиалы горячий зеленый напиток.
Тот, вслушиваясь в слова, передавал содержание песни.
– - Про летчиков, которые летают над горами, как соколы... Тем летчикам не страшны ни грозные бури, ни густые облака. Сильнее и смелее орлов те летчики. Орел в облаках не полетит -- упадет на землю и разобьется. А Летчики летают в облаках, летают по ночам и не разбиваются. Их, этих летчиков, обучает усаты полковник...
Это была песня-импровизация. Старый Бояр выступал сразу в трех ролях -музыканта, поэта и композитора.
– - Вы пригласите его к себе, -- сказал Поддубный Байраму.
– - У меня есть отличное вино, угостим доброго старика.
– - О, старые люди вина не пьют. Мухаммед запретил. Молодежь вино пьет, а старики -- не пьют.
– - А все-таки пригласите.
Байрам обратился к старому Бояру, и тот в знак согласия закивал головой.
Байрам показал майору школу, где учит детей дехкан его сестра Зейнаб, библиотеку, клуб, правление колхоза, пруд.
Когда они вернулись домой, стол был уже накрыт.
Лиля принесла из машины три бутылки портвейна, привезенные Поддубным. Подали плов, конечно, в пиалах, но в каждой пиале была либо вилка, либо маленькая чайная ложка. Старый Бояр за стол не сел, устроился на ковре, скрестив под собой ноги; от вина и впрямь отказался.
Не села за стол рядом с мужчинами и мать Зейнаб -- не дозволено обычаем...
– - Глубоко засел в душе стариков бог, -- стыдливо пояснила Зейнаб.
Ели плов и запивали портвейном. Потом Байрам принес дыню, которая своим размером могла бы поспорить с самой крупной тыквой. А до чего вкусна и ароматна! И хоть хозяин видел, что гости и так в восторге от дыни, он расхваливал ее, как только мог. А разрумянившийся от вина Байрам клялся, что эта дыня едва ли не самая маленькая из тех, что лежат у них в погребе...
Поддубный не знал здешних обычаев и, боясь обидеть гостеприимных хозяев, не поднимался первым из-за стола. А хозяин, очевидно, ждал, пока поднимется гость. Обед, таким образом, затянулся надолго и, когда наконец закончили его, солнце уже клонилось к закату.
– - Я с большим удовольствием искупался бы, -- вытирая влажное лицо, сказал Поддубный.
– - А ты, Лиля?
– - Иди купайся, а я побуду с Зейнаб.
– - Идем вместе.
Поддубный соскочил с балкона и протянул Лиле руку.
– - Здесь не принято, чтобы мужчины купались вместе с женщинами, -сказала Лиля.
– - Тогда прогуляемся.
Они взялись за руки. Пыль и песок набивались в босоножки. Лиля сняла их, оставила возле машины. Босая, в легком белом, с коротенькими рукавами платье, туго обтягивающем ее спортивную фигуру, она выглядела совсем девочкой.
– - Тебе так идет, Лиля, простое платье, -- заметил Поддубный.
Она не без кокетства прищурила на него глаза. Тряхнула головой, поправляя волосы, спросила:
– - Комплимент?
– - Yes, darling!
– - шутливо ответил он.
Улица вывела их на тополевую аллею, которая шла к плотине. Поблескивала вода в пруду, обрамленном камышами.
В воде барахтались детишки. В предвечернем воздухе звонко раздавались их голоса. Поддубный огляделся кругом и сказал мечтательно:
– - И язык для нас непонятный, и обычаи не такие, как у нас, а люди свои, добрые, советские.
– - Очень хорошие люди, -- ответила Лиля.
– - А как далеко вперед шагнула культура села! Взять хотя бы Зейнаб. Дочь простого дехканина, она закончила университет. Прежде здесь все поголовно были неграмотными, а теперь в десятилетке обучаются, на машинах да на мотоциклах разъезжают.