На далеких рубежах
Шрифт:
– - Стрелял.
– - Какие-нибудь сведения были?
– - Абсолютно никаких. Отстрелялся, должен был возвращаться на аэродром и вдруг умолк.
– - Усилить розыски.
– - Есть, товарищ генерал!
Не успел Семен Петрович положить трубку, как радист принес очередное донесение группы розыска. Максим Гречка извещал: "На обломках самолета обнаружены следы крови".
Все ясно: Байрачный погиб.
Семен Петрович схватился за сердце...
Майор Гришин тоже схватился, но не за сердце -- на этот раз оно не дрогнуло, -- а за летную документацию. И не для того, чтобы подтасовать, подогнать ее в соответствии с "методическими указаниями" в отношении организации полетов и таким образом в какой-то мере оправдаться перед комиссией. Наоборот, он искал в этой документации что-нибудь такое, что усугубило бы виновность майора Поддубного.
И нашел.
Поддубный готовил молодых летчиков к стрельбе и проводил ее над горами на недопустимо малой высоте. Он нарушил методические указания, явно пренебрегая инструкцией по эксплуатации зоны стрельбы. Вполне допустимо, что Байрачный, очутившись в аварийной ситуации, не успел своевременно катапультироваться. Возможно, что его, уже мертвого, выбросило из кабины.
"Ну все, голубчик, лопнула твоя полководческая слава, лопнула как мыльный пузырь, -- злорадствовал Гришин.
– - За катастрофу по головке тебя не погладят. Не видать тебе должности заместителя командира как своих ушей! Гляди -- еще и звездочку майора снимут с погон. Ходить тебе в капитанах да звеном командовать! Тогда ты постоишь передо мной навытяжку! Я уж обо всем доложу комиссии: и о посадке эскадрильи Дроздова, и о предпосылке к катастрофе, которая произошла с Телюковым, и о Ту-2, который едва не врезался в город, и о романе с дочерью командира -- обо всем!"
Тяжелым камнем легло на душе Поддубного сообщение о гибели молодого летчика. Он чувствовал себя виновным, ведь он на самом деле пустил буксировщик на малой высоте. Хотелось быть ближе к реальной боевой обстановке -- не исключена ведь возможность, что противник попытается пройти над горами на малой высоте, -- а тут вот что получилось. Погиб человек...
Значит, он, Поддубный, перегнул палку, и тут, кажется, Гришин прав...
Но что же произошло в полете?
Что произошло? Этого лейтенант Байрачный и сам не мог понять. Он стрелял в мишень, которую буксировал реактивный бомбардировщик. Метко попал с первой же атаки -- поврежденная мишень перевернулась вверх колесами, завертелась на росе, как узелок на туго натянутой нитке.
Поскольку мишень оказалась сильно поврежденной, экипаж бомбардировщика запретил дальнейшие атаки, и Байрачный, развернувшись над горами, взял курс на аэродром. Вдруг "миг" резко содрогнулся, будто по нему ударили молотом, на левой плоскости вздыбилась обшивка.
"Авария", -- молниеносно промелькнуло в голове летчика. В то же мгновение, не теряя ни секунды, он сбросил аварийно фонарь кабины и катапультировался уже в тот момент, когда самолет заваливался на крыло.
Молниеносная быстрота, с которой выбросился из кабины молодой летчик, была результатом длительных тренировок, проводившихся под руководством командиров.
Летчик спускался на парашюте. Навстречу ему угрожающе поднимались черные шпили скал. Справа одиноко торчала колонноподобная гора, подножие которой было усеяно свежими обломками глыб. Это были последствия землетрясения.
Байрачный угодил в тесное ущелье, над которым с обеих сторон террасами свисали каменные глыбы. За одну из них зацепился купол парашюта. Летчика рвануло в сторону, ударило о камни. Он рассек себе правое колено, ушиб плечо и завис над бездной, покачиваясь на стропах.
Байрачный знал: командир полка немедленно вышлет летчиков на розыски. Но вряд ли они обнаружат его здесь, под скалистым козырьком, куда не достигают даже солнечные лучи. Надо ка-то подыматься вверх. И он, превозмогая боль в колене и в плечевом суставе, стал подниматься по стропам. Срывался, зависал и снова, собравшись с силами, карабкался, хватаясь руками за шелковые скользкие стропы. Наконец выкарабкался все же на глыбу, сел, достал индивидуальный пакет, перевязал рану.
Отдохнув немного, летчик начал соображать, как подняться на вершину горы, где его могли бы заметить летчики или откуда можно было бы спуститься вниз и добраться до аэродрома пешком.
Подходящего места, однако, не оказалось. Оставалось одно: резать стропы и связывать веревку с тем, чтобы закинуть петлю за каменный выступ, висевший над головой.
Так Байрачный и сделал. Но нелегко оказалось забросить петлю. Попытка за попыткой заканчивались неудачей. Один раз летчик чуть не слетел со скалы в пропасть: каменный выступ, за который зацепилась петля, сорвался и с грохотом покатился вниз.
Байрачный еще раз осмотрел скалу, на которой сидел, и нашел небольшой карниз. Если по этому карнизу пройти немного влево, то можно обойти висящий над головой выступ и путь к вершине горы будет открыт.
"А если сорвусь?" -- спрашивал себя Байрачный, с ужасом поглядывая на глубокое дно ущелья.
И все же решил рискнуть. На всякий случай один конец веревки привязал к куполу парашюта, а другой -- к ремню. Шаг за шагом, ощущая неуемную дрожь в коленях, он передвигался по карнизу, пока наконец не очутился на естественной площадке, откуда начинался пологий, с множеством таких же площадок и каменных выступов подъем к вершине горы. Здесь летчик обрезал веревку, навсегда таким образом распрощавшись со своим верным другом -парашютом.
Гора, на которую взобрался Байрачный, имела со всех сторон почти отвесные стены. Спуститься с нее было совершенно невозможно, и летчику ничего не оставалось, как сидеть и ждать помощи.
Полчаса спустя над горами показался первый самолет. Байрачный замахал руками, дескать, сюда, сюда давай! Летчик не заметил его. "Миг" походил, покружился в стороне и улетел. То же самое повторилось и со вторым самолетом, и с третьим. Последний пронесся почти над самым ущельем, громом прогремел в горах, вызвал стоголосое это за далекими утопающими в солнечном мареве хребтами.
– - Да вот я, сюда!
– - надсадно кричал Байрачный, как будто его могли услышать.
В небе появился легкомоторный Як-12. Подобно пчеле, порхающей с цветка на цветок, опускался он в ущелья и снова взвивался над горами. Издалека и вправду Як-12 напоминал пчелу -- распростерты крылья, свисающие ноги...
– - Ну сюда! Ко мне!
– - манил "пчелу" Байрачный.
День постепенно угасал. Сгущались темные, как серебро с чернью, тени в ущельях. Поблекла последняя киноварь заката. На светлом небе затеплились волшебные огоньки звезд.
Все сильнее мозжила раненая нога. Каждый шаг отдавался в плечо.
Снова над горами загрохотали самолеты, мигая разноцветными бортовыми огнями. Будь сейчас у Байрачного ракетница -- быстро разыскали бы его. К сожалению, у него не было при себе даже электрического фонарика. А сколько раз и командир полка, и командир эскадрильи, и командир звена твердили летчикам: "Берите с собой в полет фонарики". Считая, что фонарик при полетах днем совершенно не нужен, Байрачный не взял его в этот полет. Вот и выходит теперь боком его непослушание. Стой и хлопай глазами. Найти-то найдут, но уж и всыплет командир за разгильдяйство.