На далеких рубежах
Шрифт:
– - Так, так... А при чем здесь вы?
– - Да ведь мой самолет потерпел катастрофу.
– - Ну и что же?
– - Резонно, меня будто и не в чем обвинять. Документация в порядке, регламентные работы были выполнены полностью. Летчик расписался в полетном листе. Но больше самолета не доверяют. Так и болтаюсь по нарядам.
– - А что по этому поводу говорит командир полка?
– - Полковник Слива ничего не говорит, а его заместитель -- майор Гришин -- настаивает, чтобы меня уволили в запас.
– - Самолет знаете хорошо?
– - Да как же мне не знать его? Знаю как свои пять пальцев. Каждый винтик, прибор,
– - Ко мне пойдете техником? Будем снова вместе.
– - Пойду, товарищ майор!
– - радостно воскликнул Гречка.
– - И можете быть уверены -- я свое дело знаю!
– - Поставлю вопрос перед полковником. Но учиться все равно заставлю.
– - Буду учиться, товарищ майор!
Ночью буря утихла. Воздух очистился. Только на севере все еще громоздились зловещие черно-бурые облака пыли.
Проснувшись на рассвете, майор Поддубный начал готовиться к встрече с командиром полка. Отутюжил парадные мундир, почистил орден, медали, нагрудные знаки, пуговицы. Потом побрился и отправился в столовую.
Максим Гречка ожесточенно скоблил пол. Старый друг гостит -- в доме все должно сверкать.
Авиационный городок раскинулся среди однообразной серой равнины, разрезанной крутыми берегами высохшей реки. По одну сторону -- ряды офицерских коттеджей, по другую -- каменные постройки барачного типа, где разместились казармы, штабы, учебные классы, склады и прочее. В стороне, отдельно, стоял клуб под высокой этернитовой крышей. За клубом -- спортивная площадка.
Солдаты, сержанты и офицеры ходили в панамах цвета хаки, в гимнастерках с отложными воротничками. Если б не красные звездочки, в этом наряде их легко можно было бы принять за иностранцев.
Вокруг коттеджей зеленели сады. Один коттедж -- третий от берега -особенно выделялся: весь утопал в густой зелени. Это и был дом командира полка.
Деревья... На севере на них как-то не обращаешь внимания. А здесь они удивительно бросаются в глаза. Их тут мало, и жизнь каждого деревца зависит от человека. Польет -- значит, будет расти. Не польет -- засохнет, сгорит под палящими лучами солнца.
Вокруг штаба тоже росли небольшие деревца. На каждом висела бирка с надписью: "За это дерево отвечает солдат такой-то".
На стене красной масляной краской было выведено: "Воин, зеленые насаждения -- твои друзья. Береги их и ухаживай за ними".
Полковника Сливы в штабе не оказалось: он выбыл по срочному делу в штаб дивизии. Майора Поддубного принял заместитель командира по летной части -уже известный ему по рассказам старшего лейтенанта Телюкова и техника-лейтенанта Гречки майор Гришин. Внешне он скорее походил на штабного офицера, нежели на строевого командира: на нем был белый китель, штаны на выпуск, под мышкой папка с бумагами. Знакомясь, майор Гришин сообщил, что он временно исполняет обязанности заместителя командира, а постоянная его должность -- штурман. Человек, значит, скромный...
Они вошли в кабинет. Под фуражкой штурмана была скрыта, как оказалось, роскошная, соломенного цвета, шевелюра; широкий лоб, острый подбородок, небольшие подвижные руки и красноватые, воспаленные веки довершали портрет.
– - Прошу, товарищ майор, -- любезно указал штурман на стул.
Поддубный сел.
– - Итак, какое впечатление произвела на вас Кизыл-Кала?
– - спросил он, подкладывая под локти чистый лист бумаги, чтобы не пачкать рукава.
– - Контраст ощущается, ведь я приехал сюда прямо с севера.
– - Так, так, ощущается, говорите? Да, кстати. Белого кителя, должно быть, нет? Надо приобрести, иначе у вас все косточки перепреют...
На этом закончилась вступительная беседа. Началась официальная. Штурман раскрыл журнал, проверил авторучку и начал задавать вопросы: откуда майор родом, кто его родители, какое семейное положение, где учился до академии, на какой должности, сколько времени работал, какой имеет налет на "миге" в простых и сложных метеорологических условиях, днем и ночью. Все интересовало временного заместителя, и он добросовестно записывал. На листке так и значилось: "Моя беседа с майором Поддубным Иваном Васильевичем, помощником командира полка по огневой и тактической подготовке".
Вопросы были вполне естественные. Каждый начальник, будь он постоянный или временный, должен досконально знать подчиненного. Но для чего все записывать?
Майор Гришин словно прочитал этот вопрос в мыслях Поддубного:
– - Пусть вас, товарищ майор, не удивляет то, что я записываю нашу беседу. Мы с вами, можно сказать, равны в чинах. Оба понимаем, что к чему, оба начальники. Следовательно, будем откровенны: хорошо, если все с вами обойдется благополучно. А если нет? Ну, скажем, случиться что-нибудь в полете. Тогда у командования полка обязательно спросят: "А хорошо ли вы знали нового человека?" Допустим, мы скажем "хорошо". "А беседовали вы с ним по душам?" Допустим, что мы ответим утвердительно. Вы думаете, что так и поверят на слово? Ошибаетесь! Глубоко ошибаетесь, Иван Васильевич! В выводах запишут черным по белому: "Командование полка подчиненных не изучает и не знает, индивидуальной работы не проводит". А вот с этим документом, -штурман ткнул пальцем в журнал, -- комар носу не подточит...
"Фу, чепуха какая!" -- Поддубного всего передернуло.
– - Я действительно подумал, -- признался он, -- для чего собственно, все это записывать? Вы объяснили. Но доводы ваши неубедительны. Создается впечатление, будто вы... простите на слове, заранее умываете руки. Вообще это бумагомарание...
Штурман жестом остановил собеседника:
– - Вы хотите сказать, что в этом нет никакого смысла? Допустим, вы правы. Допустим. Но, к сожалению, находятся люди, которые больше верят бумаге, чем живому слову.
– - Штурман поспешно открыл ящик стола и вынул объемистую кипу бумаг.
– - Вы думаете, товарищ майор, что вот эти сведения, заметки, планы имеют какое-то значение? Вы думаете, что они хоть в какой-то мере содействуют повышению боевой готовности полка? Ничуть не бывало! И все же я сижу над этими бумагами, пишу их, сохраняю, ибо... вынужден делать это.
– - Я не знаю, -- сказал Поддубный после некоторого молчания, -- что это за сведения, нужны ли они или не нужны. Есть бумаги, без которых невозможно планомерно вести летную подготовку, это факт. Но факт и то, что полк, как мне сказали в штабе соединения, не выполняет планов боевой подготовки. Особенно отстает по ночной подготовке: если не ошибаюсь, всего на двадцать процентов выполнения? Не так ли? А такого факта не оправдаешь никакой бумажкой!
Штурман метнул на собеседника острый, настороженный взгляд.