На далеких рубежах
Шрифт:
Ничего особенного. Обыкновенный самолет-нарушитель. Очередной разведчик, а то и просто тренировка экипажа.
Цель не маневрирует, идет по прямой. Очевидно, какой-нибудь штаб проинформировал экипаж самолета о том, что на морском побережье всю ночь бесновалась пурга, а если так, то незачем остерегаться советских истребителей, которые преспокойно стоят на заметенных снегом аэродромах.
Наивное представление о боевой готовности советской авиации!
Первым заметил нарушителя границы капитан Телюков -- далеко видел он в воздухе! Но то, что он обнаружил, не было еще самолетом.
Точечка постепенно превращалась в стрелу, а стрела -- в двухмоторный реактивный бомбардировщик.
Опознавательных знаков на нем не было. Чей самолет? Кто послал его сюда? Об этом можно было только догадываться...
Когда-то, в пору далекого средневековья, просторы морей бороздили пиратские корабли. На их палубах тоже не было опознавательных знаков -- ни названий, ни флагов. Разбойники не выдавали себя. То были грабители и головорезы. И вот в двадцатом веке появились потомки этих разбойников -воздушные пираты. Только это не просто грабители, которых интересует золото, драгоценности. Это разбойники, действующие по указаниям своего правительства, заинтересованного в развязывании войны. Не сундуки в трюмах, а целые страны и народы интересуют этих новоявленных пиратов.
Лжет, нагло лжет то правительство, которое заявляет, будто оно не желает войны, а вместе с тем засылает в воздушное пространство чужого государства свои самолеты.
Давно уже служит в авиации капитан Телюков, но не помнит случая, чтобы советский самолет пересек границу какого-либо сопредельного государства, тем более преднамеренно. Кто по-настоящему не хочет войны, тот доказывает это на деле.
Уничтожение пирата всегда считалось благородным поступком. Вот и он, Телюков, идет сейчас на святое задание. Идет во имя своей Родины, во имя всего человечества. Не сдастся воздушный пират, откажется сесть на аэродром -- рухнет в море, пойдет туда, где покоятся кости его предков, которых побеждали в море люди сильные и мужественные, верные защитники родной земли.
Перехватчики приближались к бомбардировщику со стороны опускающегося солнца, прячась в его лучах. Телюков следовал за командиром на определенной дистанции, сохраняя выдержку и хладнокровие. Это было его первое боевое крещение, и он старался не ударить лицом в грязь. Он ясно представлял себе схему перехвата: истребители заходят в заднюю полусферу, берут бомбардировщик в "клещи" и ведут на свой аэродром.
Да, замысел командира был именно таков. Однако эта схема вскоре нарушилась.
В момент, когда подполковник Поддубный начал описывать дугу, бомбардировщик неожиданно развернулся вправо и, не реагируя на предупредительные сигналы, открыл огонь. Трассирующие пунктиры прошли над кабиной МиГа, и Поддубный невольно пригнулся, повинуясь инстинкту самосохранения. Одновременно он бросил свой самолет в пике и, выходя боевым разворотом, скомандовал Телюкову:
– - Бей его!
И добавил такое слово, которого Телюков никогда прежде не слышал
Поддубный, все время наблюдая за бомбардировщиком, не видел Телюкова. Наконец он заметил его истребитель над бомбардировщиком. МиГ как-то необычно вел себя, будто падал на левое крыло. Но вот блеснул огонь, МиГ резко взмыл вверх, а над бомбардировщиком заклубился черный дым.
Вскоре бомбардировщик начал разваливаться на отдельные части. Похоже было на то, что снаряды Телюкова угодили в перекрестье лонжеронов.
– - Как чувствуете себя, 777?
– - вызывал Поддубный Телюкова, самолет которого, выйдя из атаки, описывал в небе дугу.
– - Как бог!
– - долетело в ответ.
– - Самолет не поврежден?
– - Нет, все в порядке!
Так полк Поддубного открыл свой боевой счет.
Телюкова, как только он вернулся на аэродром и вылез из кабины, однополчане встретили оглушительным "ура" и на руках принесли к дежурному домику.
Зная, что в подобных случаях победителю следует держать себя скромно, Телюков пытался возражать:
– - Да что вы, товарищи! Каждый ведь на моем месте ... что вы, право...
– - Но вскоре, однако, он забыл о скромности и заговорил другим языком: -- А кому не известно, что я никогда не давал промаха? Чего ж вы в самом деле! Коль уж прицелюсь -- значит, все. Как же иначе!
На розыски обломков сбитого самолета и его экипажа были посланы вертолеты. До позднего вечера кружились они над морем, чайками припадая к волнам, -- все было напрасно.
Морская пучина надежно хранила тайну воздушной схватки.
На фронте существовала традиция: летчику, сбившему вражеский самолет, пекли в столовой БАО пирог и торжественно преподносили его летчику.
Придерживаясь этой традиции, Сидор Павлович приказал кондитерам испечь торт, на котором было выложено кремом: "Герою-перехватчику".
Во время ужина Нина внесла торт. Подойдя к столу, за которым сидел Телюков, она, по старинному русскому обычаю, отвесила ему поясной поклон и произнесла заранее приготовленную фразу: "Наше вам уважение, капитан! Пусть это будет не последний ваш героический подвиг во имя славы, свободы и независимости Отчизны!"
– - Спасибо!
– - взволнованно ответил летчик, принимая "хлеб-соль".
– - Э, нет, не так!
– - возразил майор Дроздов.
– - Сразу видно, что человек не был на фронте. Вы должны поцеловать девушку -- таков обычай, и так именно водилось на фронте.
– - Поцеловать! Поцеловать!
– - донеслись со всех сторон веселые возгласы.
Телюков посмотрел на Нину, словно спрашивая ее согласия, и не то ему показалось, не то и в самом деле Нина одобряюще улыбнулась ему. Он наклонился к девушке и коснулся губами ее горячей щеки.
– - Не так, не так целуешь! Ай-ай-ай! Вай-вай!
– - громче всех кричал Вано Махарадзе.
– - А ну покажи ему, Вано, как надо!
– - предложил кто-то.
Вспыхнув, Нина убежала на кухню и не появлялась до конца ужина. Торт съели, и Телюков пошел домой, ощущая на губах тепло поцелуя. Возле коттеджа его догнал Вано.