На далеких рубежах
Шрифт:
Приблизительно около часу ночи подал голос замполит Горбунов. Он советовал Поддубному ехать домой и отдохнуть. По его предположению, вряд ли какой-нибудь нарушитель границы осмелится появиться в безоблачную ночь, а если и произойдет что-либо, то и без командира справятся дежурные.
Чтобы не будить базовского шофера, который, вероятно, сладко спал в казарме, Поддубный решил пройтись пешком.
Он шел тайгою напрямик, освещая тропинку карманным фонариком. Пучок бледно-желтого света подпрыгивал по сугробам, путался в заснеженных кустах, упирался в стволы деревьев.
На редколесье под горой луч фонарика выхватил из тьмы деревянный забор. Это был гараж автороты. Здесь, как и везде в эту ночь, были погашены наружные огни, чтобы не демаскировать объекты, и царила полнейшая тишина. Вдруг зарычал двигатель автомобиля и заработал на малых оборотах. Вскоре к нему присоединился еще один, и наконец гараж оглушил тайгу ревом десятков моторов. Ревели мощные МАЗы, гудели ГАЗы и "Москвичи".
"Не тревога ли?" -- подумал Поддубный.
Несколько минут спустя внезапно поднятый гул прекратился столь же неожиданно, как возник. Но почему среди ночи? Ведь автотранспорт, обслуживающий дежурные звенья перехватчиков, находился на аэродроме?
Ускорив шаг, Поддубный вышел на дорогу, ведущую с аэродрома в городок. Расчищенная бульдозерами и хорошо укатанная дорога звенела под ногами, как деревянные мостики. Изредка хрустнет промерзшая ветка, и снова немая тишина вокруг, и только четко слышатся собственные шаги.
Неожиданно что-то зашуршало в кустах. Отчетливо щелкнул затвор автомата. Поддубный выхватил из кобуры пистолет. В это мгновение в глаза ему ударил луч фонарика.
– - Кто там?
Фонарик погас. Послышались шаги. Вблизи дороги колыхнулись две фигуры.
– - Это мы, товарищ подполковник, патруль.
Говоривший осветил себя фонариком. В неровном свете обрисовалось худощавое лицо солдата, одетого в белый маскировочный халат.
– - Мы увидели, что кто-то идет, вот и залегли, -- пояснил солдат.
– - Молодцы! Только действовать надо бесшумно и более осторожно, а то враг услышит вас и скроется.
– - Не скроется!
– - убежденно сказал солдат. Помолчав, он спросил: -Может быть, вас проводить, товарищ подполковник?
– - Спасибо. Пойду один.
– - Разрешите выполнять задание?
– - Выполняйте.
Патрульные свернули в сторону аэродрома. Поддубный увидел между деревьев синие квадраты окон казармы. Будто в деревне, залаяли собаки. Их здесь, в городке, собралось десятка с полтора, если не больше. И все приблудные. Днем они вертелись возле кухонь и офицерских домов в поисках пищи, а ночью гоняли по городку, охраняя его. И верховодил этими непрошеными четвероногими сторожами здоровенный кудлатый пес, по кличке Рыцарь. Эту кличку дал ему капитан Телюков, и она весьма ему подходила. Не иначе как Рыцарь побывал в неравном поединке с волком, а то и медведем, о чем красноречиво говорило отсутствие у собаки левого глаза и правого уха. Да и нос был разорван пополам.
Телюков с уважением относился к старому псу-вояке, угощал его остатками пищи, и тот охотно посещал его квартиру, ложился у дверей, нежась в непривычном тепле.
Собаки быстро привыкли к военным и решительно не признавали штатских. Однажды Рыцарь набросился на прачку, которая шла из села Каменка, и разорвал на ней юбку. Подполковник Поддубный, как начальник гарнизона, распорядился перестрелять собак, чтобы они не бросались на людей и не разносили по городку кости и всякие отбросы. Но приказ этот встретил решительный отпор со стороны жен офицеров. Они незамедлительно послали к начальнику гарнизона свою делегацию, и в кабинете поднялся невообразимый шум.
– - Живем тут, в тайге, как дикари. И медведи, и волки бродят, а вы собак хотите перестрелять, чтобы наши дети и носа не могли высунуть из дому!
И Поддубный уступил. Собаки остались в городке, их стая постепенно пополнялась новыми приблудными собратьями. И вот сейчас, услышав шаги неизвестного, они неслись навстречу с лаем и визгом. Впереди летел Рыцарь, сверкая единственным глазом, свирепым и налитым кровью, как у волка.
– - Рыцарь, свои!
– - окликнул собаку Поддубный.
Вожак, узнав голос главного хозяина, виновато завилял хвостом, и вся свора, как по команде, остановилась и рассыпалась кругом.
Часто возвращался Поддубный с аэродрома в городок после двенадцати. По пути заглянет, бывало, в казарму, проверит, хорошо ли вытоплены печи, в порядке ли сушилка, на своих ли местах дежурный и дневальный. И в этот раз не прошел мимо казармы. Дежурного -- это был ефрейтор Баклуша -- он встретил у входа в помещение.
– - Ну, как у вас, не холодно?
– - спросил, не дав дежурному доложить по всем правилам устава, подполковник.
– - Порядок, товарищ подполковник!
Поддубный вошел в помещение и остолбенел. В казарме, кроме дневального, не было ни души.
– - А где же люди?
Баклуша вытянулся:
– - Они, товарищ подполковник... Они попрятались.
– - То есть как попрятались? От кого?
– - От вас, -- с наивной откровенностью чистосердечно ответил ефрейтор.
– - Кто -- в комнате бытового обслуживания, а кто -- в умывальной комнате.
Командир полка ничего не понимал. Что за чертовщина! В автороте не спят, здесь тоже не спят...
– - А разве не будет тревоги?
– - спросил Баклуша.
– - Тут слух прошел о боевой тревоге, вот и не спят люди. Сидят наготове, чтобы скорее добежать до аэродрома, к самолетам. И я тут ни при чем...
Как же это он, дежурный, и "ни при чем"? Поддубный собрался было дать Баклуше наряда два вне очереди, а заодно и дежурному по полку наказать, но сразу же остыл. Не спят солдаты -- значит, не безразлично относятся к боеготовности полка. Каждый готов променять казарменное тепло и уют на место у боевого самолета. Разве это не священное чувство личной ответственности солдата за судьбу своей Родины? И разве не это же чувство водит его, Поддубного, по гарнизону в эту морозную ночь?
Однако командиру положено в таких случаях быть строгим, непримиримым к нарушению воинских порядков, и он сказал: