На дальних мирах (сборник)
Шрифт:
Последовало долгое молчание, когда кончилась последняя запись, когда голос Фолка произнес: «Все, все кончено. И я ужасно одинок».
Эти слова повисли в воздухе. Потом Фолк сказал — холодным, напряженным, безжизненным голосом:
— Спасибо.
— Спасибо? — тупо повторил Уоршоу.
— Да. Спасибо за то, что открыли мне глаза, позволили увидеть то, что таилось в моей голове. Конечно... спасибо.
Лицо у него было угрюмое, полное горечи.
— Ты, конечно, понимаешь, что это необходимо,—
— Да, понимаю. И могу вместе с вами вернуться на Землю. Ваша совесть чиста.
Он перевел взгляд на Зетону, смотревшую на него с беспокойным любопытством, ясно отразившемся на ее широком лице. Фолк еле заметно вздрогнул, когда его взгляд встретился со взглядом девушки. Уоршоу заметил эту реакцию и кивнул. Терапия оказалась успешной.
— Я был счастлив,— продолжал Фолк.— Пока вы не решили, что должны заставить меня вернуться на Землю. Тогда вы прогнали меня через эту мясорубку, выбили из моей головы все заскоки, и... и...
Зетона грузно подошла к Фолку и положила руки ему на плечи.
— Нет,— пробормотал он и отпрянул от нее.— Неужели ты не понимаешь, что все кончено?
— Мэтг...—начал Уоршоу.
— Не называйте меня Мэттом, капитан! Я больше не в материнской утробе, я снова член вашего экипажа.— Он обратил на Уоршоу грустный взгляд.— У нас с Зетоной было что-то хорошее, теплое и прекрасное, но вы уничтожили это. Разбитую чашку не склеить. Ладно. Теперь я готов вернуться на Землю.
Не добавив ни слова, он покинул каюту. Уоршоу сумрачно посмотрел на Куллинана, на Зетону и опустил взгляд.
Он боролся, чтобы сохранить Мэтта Фолка, и победил... или нет? Формально — да. Но вот что касается духа... Фолк никогда не простит ему содеянного.
Уоршоу пожал плечами, вспомнив слова из инструкции: «Коммандер должен относиться к члену своего экипажа как отец к собственному ребенку».
Нет, он не допустит, чтобы печальные глаза Фолка расстраивали его. Огорчение парня было вполне предсказуемо.
Ведь ни один ребенок не прощает родителям того, что его вытащили из материнской утробы.
— Пойдемте со мной, Зетона,— обратился Уоршоу к крупной, загадочно ухмыляющейся чужеземной девушке.— Я отведу вас в город.
Зачем?
Проведя на Капелле-ХХII шесть месяцев, мы длинными прыжками отправились на другой край Галактики, где во лбу созвездия Скорпиона горит звезда по имени Дскубба. Восемь планет были осмотрены и классифицированы, собранные материалы подготовлены к передаче на Землю. После этого мы отправились дальше, Брок и я.
Из гиперпространства мы вышли у альфы Павлина, ярчайшей звезды этого созвездия — если смотреть с Земли. Альфа оказалась лишенной планет, если не считать шара в метановой атмосфере, покрытого грязью, на орбите радиусом в миллиард миль. Определив объект исследований как бесперспективный, мы ненадолго задумались.
Среди нас двоих существует разделение труда: Брок координирует процесс, а я занимаюсь деталями, въедливо и дотошно. Ему целое, мне частности. Так работаем вместе уже одиннадцать лет. За спиной у нас семьдесят восемь звезд и сто шестьдесят три планеты. И конца, в общем, не видно.
Пока мы висели в пустой и безвидной серости гиперпространства, Брок предложил:
— Маркаб.
— Альфа Пегаса? Да ну... Этамин.
К сожалению, гамма Дракона не слишком интересовала моего напарника.
— Тогда колесо,— Брок пригладил костлявой рукой ежик волос.
— Хорошо,— кивнул я.— Колесо.
Колесо это наш проводник. Трехмерная карта Галактики, подробная и сверкающая. Когда я тронул переключатель, сорвавшийся со стены лучик света заиграл на звездном диске. Взявшись за рукоятку, Брок раскрутил колесо: два, три, четыре, пять оборотов — стоп. В луче со стены блеснула Альфекка.
— Альфекка, стало быть,— кивнул Брок.
Альфекка. Сделав запись в журнале, я начал вводить координаты для гиперпространственного привода.
— Не смогли прийти к согласию...— Брок нахмурился,— По такому элементарному вопросу, как следующий пункт назначения.
— Хорошо. Разъясняй. Истолковывай. Проливай свет. Какую закономерность ты здесь видишь?
— Несогласие ради несогласия это нездорово,— мрачно объявил Брок.— В конфликте есть творческое начало, но не в таком бессмысленном. Вот что меня тревожит.
— Мы слишком долго мотаемся по Галактике,— предположил я.— Разорвем контракт, уволимся из корпуса исследователей, вернемся на Землю. Будем жить.
— Нет! — поспешно возразил побледневший Брок.— Ни в коем случае.
Из гиперпространства мы вышли вблизи Альфекки, яркой звезды в окружении четырех планет. Брок в это время решат задачи по матанализу, потея при взятии каждого интеграла. Глядя в толстое кварцевое стекло обзорного иллюминатора, я считал планеты.
— Четыре. Раз, два, три, четыре.
Минуту я смотрел на худое лицо Брока, плохо скрывавшее боль и напряжение.
— Выбери какую-нибудь,— потребовал он.
— Я? Зачем?
— Просто выбери.
— Альфекка-два.
— Отлично! Садимся. Не возражаю и не спорю. Слышишь, Хаммонд? Я хочу высадиться на Альфекке-два.
Брок улыбнулся, показав зубы, нехорошо блестя глазами. Впрочем, так и надо. Устраняя первопричину конфликта и смягчая напряжение, Брок поступал правильно. Когда двое живут на корабле одиннадцать лет, иначе нельзя.