На дальних подступах
Шрифт:
Мы все глубже познавали быт этой маленькой страны, его разительные контрасты, настроения различных социальных слоев. Конечно, больше всего мы имели дело с военными. Видели и формирования фашистской организации кайтселийтов. Но часто сталкивались и с трудовым людом, с теми, кто шел работать на наше строительство, с такими, как рыбаки в Палдиски, самоотверженно спасавшие наших летчиков в шторм.
В середине ноября на теплоходе «Сибирь» в Таллин прибыл командующий флотом флагман 2 ранга В. Ф. Трибуц. На созванном им совещании я подробно доложил о работах на батареях в Палдиски. Командующий приказал закончить установку батарей и отстрелять их к 20
Встал вопрос и о четвертой батарее, доставленной «Лугой», но все еще не установленной на мысе Серош на Даго — комиссия только в этот день выбрала для нее позицию. Командующий приказал отправить на Даго саперов и батарейцев, чтобы заранее проверить в гавани Кярдла причал и, если надо, укрепить его.
После совещания я доложил комфлоту о трудном положении с жильем — надвигается зима, а личный состав трех береговых и трех зенитных батарей все еще живет в палатках. Командующий объяснил, что пока никаких капитальных работ мы не сможем начать. Надо перезимовать там, где устроились, а в будущем году займемся капитальным строительством.
Установку батарей в Палдиски мы закончили в срок, а через шесть дней — 26 ноября — восемь батарейцев и шестеро саперов под командой Егорычева выехали на двух автомашинах через Хаапсалу на Даго готовить переправу и пирс для приема пушек Канэ и грузов батареи, все еще находившихся на «Луге», курсирующей между Палдиски и Кронштадтом. Артиллеристы и саперы со своей работой быстро справились. Но выгрузить пушки на берег Даго и доставить их на мыс Серош в те дни не удалось — помешала война с Финляндией.
Мы, балтийцы, знали, что такое граница в тридцати двух километрах от Ленинграда, что такое пограничный Кронштадт, о жизни которого я уже рассказывал, что значит единственная база флота, база, в которой сосредоточен не только весь флот, но и доки, и судоремонтные заводы, и арсеналы, и мастерские, и склады, и казармы, и жилые дома многих и многих тысяч командирских семей, и госпитали, и, наконец, штаб КБФ.
Пять месяцев в году залив покрывал такой лед, по которому могли спокойно передвигаться колонны танков, автомашин, орудий; зимой возникала нелепая для флота, но реальная опасность его захвата с суши, то есть опасность атаки пехотой в скованных льдом гаванях. Двадцать два километра от границы до главной базы проще простого преодолеть зимой, в темные ночи, по льду пешком, не говоря уже о танках и автомашинах.
Не случайно в тридцатые годы каждую зиму проводились большие учения всех наличных сил флота и войск Ленинградского округа с постоянной темой — отработка плана зимней обороны главной базы КБФ. Как правило, учениями руководил Нарком обороны СССР Маршал Советского Союза К. Е. Ворошилов. И все — учения, строительство, перевооружение, все — под надзором вражеских разведок с северного берега залива. А когда начали строить новую военно-морскую базу, за нами пристально и нагло, почти в открытую, следили разведчики западных держав, офицеры морских и сухопутных штабов Англии и фашистской Германии, расположившиеся в каких-нибудь двух десятках километров — на островах Сейскар и Лавенсаари. Все выходы кораблей из Кронштадта и Лужской губы, походы, маневры — все становилось достоянием иностранных разведок.
При таком положении, когда все побережье на севере Финского залива — от Ленинграда и до полуострова Ханко — принадлежало стране, открыто враждующей с Советским Союзом и легально связанной с генеральными штабами главных держав капиталистического мира, даже приобретение новых баз на южном берегу залива и на Моонзундских островах, куда, как видит читатель, несмотря на межгосударственные договоры нас пускали со скрипом, волыня и оттягивая время, при таком положении безопасность северо-западных рубежей страны, конечно, не могла быть решена полностью. Да еще в условиях неотвратимо надвигающейся на нас второй мировой войны. Пакт, конечно, сдерживал фашистов. Но уже в эти первые месяцы моей затянувшейся эстонской командировки я постоянно чувствовал скрыто нарастающую фашистскую угрозу, то прогерманскую, то проанглийскую ориентацию местной военщины, выращенной диктатурой Пятса и ничего общего не имевшей с тем трудовым людом в порту, на островах, на предприятиях, который помогал нам активно или тайно, опасаясь мести фашистских молодчиков.
Мы с волнением следили за попыткой нашего правительства договориться с финнами об обмене территорией под Ленинградом на вдвое большую в Карелии.
Однако реакционные круги Финляндии не пошли навстречу разумным советским предложениям. Затягивая переговоры, Маннергейм объявил мобилизацию. 25 октября Финляндия заявила о том, что ее территориальные воды в Финском заливе минированы. У наших границ были сосредоточены войска.
30 ноября 1939 года империалисты спровоцировали финских реакционеров на войну против СССР.
Глава четвертая
Выход на простор
30 ноября 1939 года, в первый день войны, десанты, высаженные балтийскими кораблями, захватили острова Сейскар и Лавенсаари. 3 декабря полуторатысячный десант высадился на остров Гогланд, почти в центре Финского залива. Правда, противник поспешил оставить остров до прихода десантников, но так или иначе этот военный пункт был занят флотом. Десантники капитана 1 ранга С. С. Рамишвили захватили и остров Большой Тютерс. На Карельском перешейке успешно началось наступление 7-й армии, на приморском участке ей активно помогали флот, его корабли, артиллерия, морская пехота.
Вскоре были созданы из матросов-добровольцев с кораблей эскадры и батарей береговой обороны отдельные лыжные батальоны, а также отряд сопровождения с танками и артиллерией под командованием комбрига Н. Ю. Денисевича и батальонного комиссара В. М. Гришанова.
Эти первые вести с востока радовали и ободряли нас. С каким нетерпением ждали мы с военкомом Дорофеевым часа «Последних известий», стараясь освободиться в 23.00 и включить радиоприемник. Газеты приходили регулярно, но с двухдневным опозданием, а живые вестники оттуда, с Большой земли, как мы теперь называли Родину, случались редко. Но уж если кто приезжал, мы каждого выспрашивали до предела. Меня особо волновали действия родных мне фортов — Первомайского, Красноармейского, «Риф», поддерживавших в зоне досягаемости дальнобойных орудий наступление сухопутных войск. Я хорошо знал силу их огня и до мелочей представлял себе прибрежную зону Финского залива.
Гидросамолеты 44-й эскадрильи, входившей в 10-ю авиабригаду моего друга Петрухина, уже комбрига, получили приказ разведывать западную часть Финского залива. Труднейшая в наших условиях задача, но летчики выполняли ее самоотверженно. Им было тяжко летать с гидродрома без специальных спусков для самолетов МБР-2, без ангаров, плавучих средств; мы выделили им в помощь краснофлотцев из береговой обороны, чтобы хоть как-то облегчить работу и жизнь.
Подводные лодки нашего 24-го дивизиона вышли на позиции к устью Финского и Ботнического заливов.