На дело со своим ментом
Шрифт:
— Вот как, — вздохнул Максим Ильич. — Что ж, не стану лукавить, ваше сообщение меня не очень удивило, хотя… я не думал, что дойдет до этого… — Вступление было многообещающим, и мы с Женькой насторожились.
— А нельзя ли уточнить, почему вас это не очень удивило? — поинтересовалась подружка.
— Да потому, что все и шло к тому. Дети расплачиваются за грехи отцов.
— А у Трусова были грехи?
— А это как взглянуть. — Старик неожиданно улыбнулся и посмотрел на нас ласково, точно мы — чада неразумные и нас следовало хоть немного просветить. Максим Ильич вдруг хихикнул и заявил: — Конечно, вы можете решить, что мной движет чувство зависти. Обычное дело, когда с одной стороны тренер, воспитавший чемпионов, а с другой — явный
— И вы действительно ему завидовали? — спросила я.
Вопрос этот поверг Максима Ильича в раздумье, он вертел в руке карандаш, смотрел на него, и казалось, что именно карандаш занимает его в настоящий момент больше всего.
— Нет, — наконец ответил он. — Я ему не завидовал. Иногда жалел, было время — ненавидел. Он, знаете ли, из тех, кто шел по головам, не угрызаясь и даже не думая об этом. Делал то, что считал правильным. Многого добился, и казалось, что он прав, что по головам — это допустимо. Ему хотелось, чтобы и другие согласились с этим. Многие так и сделали, а я нет. Наверное, какие-то сомнения в своей правоте у него все-таки были, иначе непонятно, почему он оставил меня в школе. Впрочем, очень возможно, надеялся убедить и меня. Но так и не сумел. А собственные дети точно мстили ему, он воспитал хороших спортсменов, но не смог, да попросту и не мог воспитать хороших детей, потому что сам был настоящим негодяем. Я не буду ворошить прошлое и объяснять, почему я так считаю, вас ведь интересует не Станислав, а его дети.
— Вам известно, за что его сын угодил в тюрьму?
— Конечно. Первый раз он получил условный срок. История вышла шумная. Валера позаимствовал чужую машину и вместе с сестрой отправился покататься. Оба были пьяные. На выезде из города, прямо под мостом, он сбил женщину, она скончалась. Машину разбил. Ингу извлекли из кабины совершенно пьяной, почти голой, она смеялась и, кажется, даже не понимала, что произошло. У погибшей женщины было трое детей, она возвращалась с работы. Можете представить, какое все это произвело впечатление. Совершенно замять дело не удалось, был суд, Валерий отделался условным сроком, но эта история просто подкосила Станислава. Как будто рухнул мир. Он считал себя непревзойденным педагогом.
— Все это произошло после несчастья с Ингой? Я имею в виду травму? — спросила Женька.
— Да, примерно через год после этого. Валеру судили в мае. Он был младше сестры на два года, она везде таскала его за собой, а он ее обожал, думаю, она воплощала для него бунт против отцовской воли.
— Валерий занимался спортом?
— Год-полтора от силы, еще совсем маленьким. Я думаю, он ненавидел гимнастику, потому что все в семье были на ней помешаны. Инга очень походила на отца, и внутренне и внешне, олимпийское золото было для нее самым главным, самым желанным, и, когда она поняла, что его не будет, жизнь лишилась смысла. А для Валеры спорт был пустой тратой времени. Занимался из-под палки, а затем и вовсе бросил, даже отец ничего не мог с ним поделать. После суда Валеру пристроили в Суворовское училище, а Ингу отправили к тетке, беременность к тому моменту скрывать было уже трудно. В городе она вновь появилась незадолго до родов, ребенка удочерили чужие люди, все это тщательно скрывалось, но в таком городе, как наш, да еще если речь идет о дочери человека, фамилию которого знают почти все жители…
— Тогда почему Инга приехала рожать сюда? — удивилась Женька. — Проще было бы оставаться у тетки, больше шансов, что об этом не узнают.
— Наверное, вы правы. Что ими двигало в тот момент, судить не берусь. Говорю, как было.
— И что произошло дальше?
— Дальше? Инга вышла замуж и уехала на Украину. Вроде бы все складывалось хорошо, но тут у Станислава начались трудности иного характера: городские власти перестали интересоваться спортом, да и не городские тоже. То есть интерес-то был, но с финансированием большие проблемы. И Станислав из великого человека превратился чуть ли не в попрошайку. Что говорить, мы крышу до сих пор починить не можем, а Станислав уже пять лет как погиб… Впрочем, проблемы школы вам, должно быть, известны. Он сильно переживал, постарел. Потом авария. И он, и жена скончались на месте. Вот, собственно, и вся история. Инга и Валера приехали на похороны, тут выяснилось, что ничего, кроме квартиры и дачи, Станислав не нажил, дачу продали, машина разбита, конечно, были какие-то деньги, но дети, видимо, рассчитывали на большее… Инга уехала, а Валера остался здесь, бросив учебу. По соседству со спортшколой на паях со старым приятелем открыл ночной клуб. Потом присвоил деньги, обманув друга, сбежал из города и в конце концов угодил в тюрьму за мошенничество. Не думаю, что жизнь сестры сложилась счастливее. Слышал, что с мужем она развелась, куда-то переехала, кажется, вновь вышла замуж… В общем, то, что они решили заработать на ребенке, вполне логичное продолжение их жизни.
Я не могла безоговорочно согласиться с последним утверждением: одно дело пьянки, авария и даже мошенничество, и другое — похищение девочки, которая одному из похитителей доводится дочерью, а другому племянницей. Чем больше я об этом думала, тем маловероятнее мне все это казалось. И тут Женька задала вопрос, который тоже вертелся у меня в голове, но в слова к тому моменту так и не оформился.
— Вы сказали, что после аварии Ингу извлекли из машины не только пьяной, но и раздетой, почти голой. Это означает, что между ней и братом были какие-то отношения помимо родственных?
Максим Ильич густо покраснел.
— Нет, то есть я ничего подобного сказать не хотел. Просто рассказал, как все было… в общем-то, шел слух, что в машине они были не одни, вроде бы там находился еще какой-то мужчина, известный в городе человек… но это обычные слухи, мало чем подкрепленные. Хотя… — Он озадаченно замолчал, а мы с Женькой переглянулись. Максим Ильич, должно быть, решил, что сказал лишнее, насупился и далее разговор продолжал с явной неохотой. Поняв, что аудиенция закончена, мы направились к двери.
— А до брака с матерью Инги и Валеры Трусов не был женат? — спросила я, уже открыв дверь.
— Был. Давно. Еще во времена студенчества и даже в другом городе.
— А имя этой женщины вы знаете?
— Нет. Не интересовался.
Мы поблагодарили его и покинули кабинет.
— Как тебе история? — хмыкнула Женька.
— Нормально, — пожала я плечами. — Такие истории не редкость.
— В настоящий момент меня больше интересуют слухи: был ли в машине с Трусовыми кто-то еще, и если был, что это за важная персона? Допустим, богатенький дяденька повстречал красавицу Ингу. Начался у них романчик. Испорченные детки Трусова любили проводить время вместе, сестрица таскала за собой братца, и оба ловили кайф от того, что, пока мальчик сидит за рулем, Инга на заднем сиденье развлекается со своим приятелем.
— Допустим, — поморщилась я. — Допустим даже, что после аварии дяденьке удалось так решить возникшую проблему, что его имя нигде не всплыло, а Валера был столь благоразумным, что о нем помалкивал, общими усилиями добились условного осуждения, и все вроде бы остались довольны. А что дальше? Нам-то что с этой истории?
— Не скажи, — покачала головой Женька. — Что-то тут точно есть. Ты, подруга, спросила бы у своего мента, кто был тогда в машине? Думаю, он может узнать.
— Не зови Ромку ментом, он злится, — отмахнулась я.
— Хорошо, не буду. Так спросишь?
— Спросить-то я спрошу, а вот ответит ли он… Я, между прочим, слово давала, что сыском заниматься не буду, и вот опять…
— Я в своей жизни столько слов надавала — и ничего, до сих пор язык не отвалился…
Мы нашли Лену, задали ей несколько вопросов, правда, без видимого толку. Прояснить историю с машиной она не могла, слухи, судя по всему, вообще интересовали ее мало.
Покидая спортшколу, Женька вдруг заявила:
— Знаешь что, не худо бы выяснить, кто был первым мужем Риммы Сергеевны.