На день погребения моего
Шрифт:
— Но, — Киприан вежливо моргал, — неужели они там в Вене действительно такие тупые? Я всегда считал их сверхактуальными, такими, знаешь ли, трезвомыслящими, всё схватывающими на лету.
— О боже, — Рэтти посмотрел на Киприана с некоторым беспокойством. — Определенно похоже, что и Император, и Султан считают Россию своим врагом. Ни один из этих джентльменов со мной не разговаривал, так что откуда мне знать. Австрия согласилась выплачивать Турции репарации за отъем Боснии, а потом, что довольно странно, вывести свои войска из Нови-Пазар, благополучно вернуть город туркам и отказаться от своей давней мечты о железной дороге из Сараево в Митровицу и, следовательно, к Эгейскому морю. Но что бы это ни значило «на самом деле» — может быть, какое-то австрийское представление о взятках или что-то в этом роде, Босния до сих пор аннексирована. Это роковой шаг, и меры, которые Германия принимает в его поддержку, свидетельствую о том, что ничто больше не будет, как прежде. Извольский и Грэй требуют созвать конференцию. Дарданеллы вступили в игру, мы должны взять на себя еще и Болгарию...Берлинский трактат, может быть, не мертв, но жив он лишь условно, без сомнения, это некий зомби, блуждающий по коридорам Европы и выполняющий приказы своих хозяев. В дипломатическом сообществе делают ставки, многие — на солидную сумму. Тотализатор Европейского Апокалипсиса среди сотрудников заинтересованных бюро насчет даты всеобщей мобилизации. В этом году, в следующем, скоро. Она уже неизбежна.
Рэтти смотрел на него уже почти с мольбой, словно новообращенный в чужую религию, который не уверен, что друзья его поймут.
— На самом деле они никогда тебе об этом не говорили. Ну а как бы они могли сказать — профессор Рэнфрю лелеял подозрения. В теории. Передавал то, что, как ему казалось, знал. Но поскольку уж мы, Кипс, по уши в этой похлебке, необходимо найти свой собственный выход, или не найти — смотря как сложатся обстоятельства. Это как на время включить свет, на время, достаточное для того, чтобы увидеть, как ужасающе много стоит на кону...масштабы возможностей здесь...
Киприан прищурился.
— Рэтти?
— Я слышал, куда тебя отправляют и какие ты получил приказы. Я бы вмешался, если бы мог.
Киприан пожал плечами.
— Конечно, я — крайне важный парень, но на самом деле меня беспокоит, кто присмотрит за Яшмин. Ее друзья, насколько я могу судить, ей не друзья. Хотелось бы знать, не может ли кто-то из твоей команды...
— Конечно. Но, Кипс, тебе туда ехать, может быть, опасно.
Рэтти пристально смотрел — в его глазах отражался дождь в четырехугольных дворах, дым из труб на реке, рассветы, изгибающие шифер кровель в окне, пинты и бутылки, конные скачки, выигранные и проигранные, мгновения прекрасного взаимопонимания, почти достигнутого, ушедшего в ночь.
— Здесь опасно. Взгляни на этих людей, — он взмахнул рукой в перчатке, указывая на толпу австрийских горожан в поле видимости. Хмурился, мотал головой:
— Или было что-то особенное?
— Тейн, полагаю.
— Да. Будьте внимательны при передвижениях, как обычно пишут в гороскопах. Думаю, я действительно мог бы взять Яшмин с собой в Триест.
— У нас там есть парочка хороших людей. А еще — твой агент, парень из «Нового Ускока», Владо Клиссан.
— Мы уже установили контакт. На Владо можно рассчитывать.
— Он ненавидит Тейна.
— Именно эту формулировку я искал.
Рэтти на мгновение положил руку на рукав Киприана.
— Я всегда приношу тебе больше неприятностей, чем нужно, каждый раз, когда всплывает ее имя. Надеюсь, ты понимаешь, что это просто юношеские представления о поддразниваниях.
Склонив голову:
— И мои юношеские представления о влюбленности. Не представляю, чтобы я мог любить ее сейчас, Рэтти, но мне действительно необходимо точно знать, что она в безопасности. Знаю, каким надоедой ты, должно быть, меня считаешь — это не те вопросы, решением которых ты часто занимаешься, и я тебе благодарен.
— В более спокойные времена...
— Мы не съели Кровянку Специальную, — кивая на тарелку в недрах Автоматического Ресторана из чистого свинцового стекла и хромовой стали. — Очевидный ответ на глубокий кризис.
— Хм. Лично я всегда предпочитал бифштекс в тесте.
Она ехала по Южной железной дороге, S"UDBAHN, и смотрела назад на железные точки конвергенции и уходящие вдаль индикаторные лампы. Материальная и зримая метафора, думала она, полного набора «свободных выборов», определяющих направление человеческой — жизни. Новая точка переключения каждые несколько секунд, иногда видимая, а иногда проезжаешь мимо нее незаметно и необратимо. Сев на поезд, человек может стоять и оглядываться назад, смотреть, как всё уплывает вдаль, сияя, словно это предначертано судьбой.
Станции уходили в прошлое одна за другой. Туннель Земмеринг, долина Мур, разрушенные замки, внезапная путешествующая компания заядлых любителей гидропатии, зверские оттенки курортной моды, неотвратимость Граца. Потом строго на юг по Славянской равнине, и снова холмы, туннели, Любляна, по вересковой пустоши, в Карст, первый проблеск моря, наконец, через Опеину на Южный Вокзал Триеста. Экспресс идет одиннадцать с половиной часов, путешествие из одного мира в другой.
Киприан договорился, что она остановится в пансионе в Старом Городе, возле Пьяцца-Гранде. Достаточно близко от Пьяцца-Кавана, чтобы ее то и дело по ошибке принимали за одну из ночных бабочек, работающих на этой территории. Вскоре она близко подружилась с некоторыми из этих трудолюбивых светлячков. Киприан поддерживал невропатический уровень осторожности, когда приходил на их встречи и уходил с них. В те дни Тейн практически забросил Венецию ради Вены, но некоторые его клевреты точно были поблизости.
А что касается помощи от конторы Тейна в ее затруднениях, в сущности, Яшмин не могла особо на нее рассчитывать.
— Нет-нет, Лейтвуд, мой дорогой мальчик, так дело не пойдет, — он выбрал момент, достаточно близкий к отъезду Киприана на Балканы, чтобы можно было не маскировать прозрачность оскорбления, тягучая манера речи Тейна становилась всё более невыносимой, он продолжал, — видишь ли, да, твоей маленькой подружкой, кажется, интересуется Охранное отделение, а в данный момент именно Охранному отделению нужно оказывать особое уважение, поскольку Англия и Россия так недавно достигли взаимопонимания, оно так пугающе чувствительно, все мы должны поддержать в этом Министерство иностранных дел, отложив в сторону наши пустяковые маленькие личные мечты и желания, не так ли.
Это вовсе не стало для Киприана сюрпризом.
— Мы заключили соглашение — достаточно спокойно напомнил он, — а вы с таким же успехом можете оказаться австрийским двойным агентом, вы, ничтожный кусок дерьма.
Тейн замахнулся, чтобы нанести один из своих мужественных ударов, Киприан увернулся, Тейн столкнулся с неповиновением и предпочел выглядеть смешным, преследуя Киприана по всем комнатам, а потом и на улице, выкрикивая угрозы о нанесении телесных повреждений, но сегодня Киприан был полон решимости избежать побоев, и, наконец, Тейн прекратил охоту. Это была пустая трата времени.
— Полагаю, — наконец крикнул Тейн, — ты хочешь отказаться от своей части соглашения.
— Нет.
Конечно, он хотел отказаться от всего этого коррумпированного проекта, который сейчас, определенно, был более опасен, чем Киприан мог бы определить или предвидеть. Но он должен был продолжать, помоги ему Господь, почему? Позже обсуждая это в Вене с Максом Кеучем, Тейн тоже не смог удержаться и не пожать плечами с презрением — повторяющийся телесный тик, который он не мог контролировать: