На день погребения моего
Шрифт:
Постепенно он понял: всех их объединяло то, что они пережили катаклизм, о котором никто из них не говорил прямо — взрыв бомбы, кровавая бойня, вероятно, по распоряжению властей США...
— Нет, это не Хеймаркет.
— Это не Ладлоу. Не налет Палмера.
— Не то и не то.
Общее развлечение.
В центре вихря находился старичок с белоснежной бородой и большими спутанными бровями под широкополой черной шляпой — никто никогда не видел, чтобы он ее снял перед кем-нибудь в комнате.
Свет падал на него необычным образом, словно он находился где-то в другом месте, одолжив свое изображение этому сборищу. Он напомнил Лью карту Таро — отшельника с фонарем, древного мудреца, который иногда стоял возле дороги, по которой, как думал Лью, шла его жизнь, стоял и смотрел, и так пугал Лью, что тот делал всё возможное, чтобы даже не поздороваться с ним дружески. Как выяснилось, это был Вергилий Марака, отец Жарден.
— Иногда, — говорил Вергилий, — я погружаюсь в мечты о тех временах, когда земля была свободна, пока ее не захватили капиталисты — Святоши-Республиканцы для своих долгосрочных целей зла...
— И что в этом хорошего? — возразил кто-то. — Просто очередные консервативные мечты. Хватает их вокруг. Что нам нужно сделать — так это пойти и убить их, всех по очереди, как можно мучительнее.
— Кто же возражает. Вам легко об этом говорить, конечно.
— Начать с бомбы в редакции «Таймс» ... вы никогда меня не убедите, что это не сам Грэй Отис ее подложил, заплатил Макнамарре, чтобы тот взял вину на себя, а брат Дэрроу поменял показания. Таков был план по уничтожению профсоюзов в южной части этого штата. С того рокового декабря 1911 года кинобизнес, застройка земельных участков, нефть, цитрусы, каждое большое состояние в этом штате получено или поддерживается за счет нищенских зарплат.
— Но двадцать сотрудников газеты погибли от того взрыва.
— Двадцать или две тысячи — разве старика Отиса это волнует? Если взамен он получил вечный рай негодяев?
Лью внимательно, но дружелюбно следил за Жарден Маракой — она так спокойно ходила среди гостей, улыбалась, пила калифорнийское шампанское из стакана для сока, пришла проведать отца на этой вечеринке бандитов... но это было не просто обычное дежавю — навалился старый эффект «два места сразу», он не мог сказать точно, помнит сейчас или, что хуже, предвидит ее каким-то образом, так что ему следует беспокоиться не только из-за возможности того, что Жарден Марака может быть мертва, но и из-за того, что это еще не произошло...Он подкрался ближе. От нее пахло сигаретным дымом. Сладкая махорка. Резко и неожиданно она напомнила ему Трот, его бывшую жену из давних времен.
Она подняла на него глаза, словно разрешая отважиться. Словно в этом нестареющем и умеренном уголке земли, где всё было разрешено, она всё равно могла находиться под запретом.
— Предполагается, что я пытаюсь вас отыскать.
— Для...
Если она знала имя, не спешила его назвать.
— Тони Цангаракиса. Старая банда из клуба «Вертекс», они беспокоятся о вас.
— Вы должны быть поумнее. Как давно вы разговаривали с Тони?
— Еще не разговаривал. Но негритянский джентльмен по имени ЛеСтрит...
— А...
На мгновение с ее лица исчезла надежда. Но вскоре вернулся прежний глянец рекламного фото.
— Честер и Энкарнасьон когда-то поженились, на пару недель. Это не значит, что он — подозреваемый. Но он сделал из этой истории парадидл. Так что он — не тот источник, к которому вам следует обратиться в первую очередь.
— Ладно, что я могу сделать, чтобы помочь вам выпутаться?
— Об этом уже позаботились. Мне жаль.
— Опачки.
— Энкарнасьон вернулась лишь на время, — сказала Жарден, — но ей хватило времени, чтобы понять, кто это был. Карлик — коп киностудий по имени Дойс Киндред. Как раз попался на крючок полиции за серию убийств на оргиях. Одна девушка, давно, возможно, кто-то на студии когда-то выкупил его в обмен на непреложное повиновение, но это означает смертный приговор. Наши герои правоохранительных органов тут, в Лос-Анджелесе, не привыкли к столь серьезным преступлениям.
— Тебе, как минимум, нужно уехать из города.
Они договорились о времени и месте, но у Жарден уже были другие планы. Как потом писали газеты, она пришла на аэродром, украла JN пилота развлекательных шоу Кертиса и взлетела, летела она низко — гости местной ярмарки вспоминали, как она летела над их головами, позже сообщали, что она летела по междугороднему маршруту на восток, беспечно петляя среди столбов электропередач, городских крыш, дымоходов и других опасных объектов, каждый раз взмывая в небо в последний момент. И растворилась в эффектной тишине пустыни.
В следующий раз, когда Лью пришел проведать Мерля на пляже, он принес фотографию Трот, старый студийный портрет на серебряной нитроглицериновой пластине. Хранил его в старом учебнике алхимии, так что снимок за эти годы сохранил довольно хорошую форму. Не знал, как спросить, и вообще — о чем спрашивать.
— Чувствую себя чертовым нищим, который нашел джинна и загадывает три желания, лучше забудьте, что я что-то говорил.
— Нет-нет, всё в порядке. Я сделаю слайд, пропустим сквозь него свет и посмотрим, что получится. Вы хотите просто вернуться туда — похоже на 1890-й, кажется, я помню эту студию в Чикаго, или можем отправиться даже в более ранние времена, или...
Мерль с такой легкостью озвучил план, что Лью пришло на ум, что его мысли читают.
— Что вы говорили о том, чтобы отправить три эти фотографии по разным направлениям...другие возможности...
— Это рекалибровка свободного члена, или РСЧ, выманивает Розуэлла из мастерской в ближайший подпольный бар, у него на это никогда не хватает терпения. Мы еще изучаем этот феномен, но, кажется, он как-то встроен в природу серебра. Еще когда я был молодым алхимиком в ложе «Как поживаете», Айова, встретил этого спагириста старой школы по имени Доддлинг, он показал мне, как получать серебро, выращивать, как дерево. Он называл это Деревом Дианы, богини Луны и прочее. Дьявольская вещь. Берете серебро, амальгамируете с ртутью, добавляете ее в достаточном количестве, усиливаете азотной кислотой, ждете. Разрази меня гром, если довольно скоро эта смесь не начнет пускать ветви, только быстрее, а со временем — даже листву.
— Ветви, — сказал Лью.
— Прямо на ваших глазах — или под вашими линзами, поскольку вам нужно увеличение. Доддлинг сказал — это потому что серебро живое. У него свои развилки, оно делает выбор, как все мы.
— Помните, всё будет происходить в тишине.
Вы ее не услышите.
— Может быть, нет...но, возможно...
В технической среде, развращенной менее чем возвышенными мотивами и меркантилизмом, «противопоставляемым Вражескому Ветру» (как говорится в ранних эпопеях о путешествиях во времени), то и дело возникала одна сердобольная история о машине времени, о путешествии во времени во имя любви, без надежды на успех, не говоря уже о награде.