На деревню дедушке
Шрифт:
— Ну вот, — сказал нам майор, — объект взят!
— Налетчик? — не выдержала Маринка. — А он сопротивлялся?
— Выстрелов я не слышал, — ответил майор. — Значит, их не было.
Помолчав немного, он равнодушно добавил:
— Ну, может, сломали кому-нибудь руку в трех местах и бросили, как кулек, на пол…
В это время мы подошли к редакции.
Дым и пыль постепенно рассеялись. Я чихнула один раз, Маринка два раза, а Ромка закашлялся. Вот, кстати, еще один довод против того, чтобы не ходить с открытым ртом. Ромка ходил и получил за это.
Дверь в нашу редакцию лежала на полу. Ее открыли в обратную сторону. Это была хорошая металлическая дверь, и очень тяжелая. Я всегда здорово пыхтела, когда отпирала ее. Все хотела попросить Виктора вызвать мастера и что-нибудь сделать с замком. Теперь необходимость в этом отпала. Вместе с дверью. Придется, наверное, менять и замки, и дверь.
Двое омоновцев стояли рядом с пустым проемом. Между ними на полу на животе лежал Виктор, руки за голову.
— Это первый? — спросил майор Здоренко и легонько пнул Виктора носком ботинка в ногу. — Рожа бандитская.
Рубоповцы роботоподобно кивнули и промолчали.
— Чечен? — еще раз спросил майор.
Рубоповцы не пошевелились, и майор, как видно, их прекрасно понял.
— Наш засранец. Все ясно.
Майор бросил быстрый взгляд в дверной проем. Потом он потыкал толстым пальцем в кнопки рации. Она обиженно хрюкнула в ответ. Он удовлетворенно кивнул и снова ткнул Виктора в ногу.
— Ну что, сынок, не хочешь жить честно и спокойно? Вот и приходится на полу валяться мордой в грязь. И это только начало. Попомни мое слово.
— Товарищ майор, — робко прошептала я. — Это…
— Знаешь его? — Майор резко повернулся ко мне и заинтересованно взглянул мне в глаза. — Откуда? Кто такой? Где ты его видела? Ну!
— Конечно, я его знаю, — как можно спокойнее сказала я. — И вы его знаете…
— Это же Виктор, наш фотограф! — вылетела из-за моей спины Маринка. — Вы разве не помните Виктора, товарищ майор? Он еще вас фотографировал, когда вы в первый раз арестовали Ольгу… — Маринка замолчала, поняв, что стала напоминать что-то не совсем приятное для майора.
В тот раз Виктор сделал несколько удачных фотографий со стороны, и меня всего лишь покатали в арестантской машине, но надолго задерживать не стали. Майору было сказано, что эти фотографии пойдут в следующий номер, если он меня не отпустит.
Вот так, собственно, мы с ним и познакомились. Судя по быстро багровеющей физиономии майора, он этого тоже не забыл.
Маринка, сообразив, что ляпнула лишнее, не нашла в себе сил замолчать на середине фразы и вяло закончила:
— Вы еще тогда сами приходили к нам изымать пленку. И тогда мы в первый раз с вами поругались…
Майор откашлялся и, не удостоив Маринку ответом, повернулся к Виктору.
— Кто? Ах, фотограф… — майор сдвинул набок свою фуражку и почесал за ухом.
— Да, и я его помню, — раздумчиво проговорил он и носком ботинка в третий раз дотронулся до ботинка Виктора. — Ну ты что разлегся, сынок? Вставай, полы, наверное, грязные.
Виктор, ловко отжавшись руками об пол, встал на ноги.
Они с майором молча осмотрели друг друга.
— Молодец, — одобрил его майор Здоренко, — надоест тебе тут рядом с этими шебутными девками молчать, приходи ко мне, будешь молчать среди нормальных ребят.
Виктор молча кивнул. Майор, не дождавшись ответа, хмыкнул и, не оглядываясь, твердой походкой вошел в помещение редакции.
Мы с Маринкой довольно-таки робко проследовали за ним.
Первая комната, то есть, собственно, редакция, следов разгрома и побоища на себе почти не несла. Все было как обычно, если не считать двух вещей. На полу было разбросано несколько газет из нашего архива да посередине комнаты стоял один рубоповец с черной маской на голове и с коротким автоматом в руках.
Он стоял настолько неподвижно, что на секунду показался даже статуей. И не мне одной.
Маринка толкнула меня в бок, а я, поняв ее буквально с первого толчка, ответила ей таким же тычком. Не время было сейчас выслушивать ее предложения о мужских статуях, поставленных по углам редакции.
Майор молча прошел в мой кабинет, дверь которого была, слава богу, не сорвана с петель, а открыта по-нормальному.
Мы с Маринкой и с Ромкой, пытаясь не стучать каблуками слишком громко, чтобы не провоцировать майора на новые крики, старались от него не отставать.
Майор вошел в кабинет и неожиданно остановился посередине. Из-за его столь внезапной остановки я не рассчитала и толкнула майора в спину.
— Извините, — проговорила я, отскакивая назад и толкая Маринку.
Маринка такой же вежливой, как и я, себя не показала. Она ткнула меня локтем в бок и прошептала, что я совсем сумасшедшая, психованная… ну и еще несколько пошлых глупостей. Я не обратила на все это внимания. Кто бы говорил!
— Не спеши, Бойкова, поперек батьки в пекло… Я еще сам ничего не понял, — пробормотал майор, поправляя на голове задетую моей рукой фуражку.
Дело было в том, что в моем кабинете тоже находился один рубоповец и больше в нем никого не было.
Около раскрытого окна лежала полуобуглившаяся пачка газет, взятая из-под Маринкиного стола. Она, видимо, и горела. Затушили ее самым профессионально рубоповским методом: сапожищами. Клочки газет лежали везде, где только можно. Сильно пахло гарью.
— А где же задержанный? Не понял! — рыкнул майор своему рубоповцу. — Куда вы его спустили? Или упустили, что ли?
— Никак нет, товарищ майор, — пропыхтел рубоповец, — задержанный остался в коридоре. А больше здесь никого не было!