На диком бреге
Шрифт:
Зато, когда смена закончила работу и люди в ватниках, в стеганых брюках, в валенках, опустив уши меховых шапок, выбирались из котлованов, топали, греясь у автобусных остановок, тянулись пешком по обочинам шоссе, перед будочкой из горбыля, блистая лаковыми боками, остановился лимузин начальника строительства. И как только помощница диспетчера появилась на пороге, дверца лимузина открылась, и высунувшийся оттуда Петрович лихо произнес:
— Битте дритте!
Девушка остановилась. На ней было широкое, мешковатое, самое модное в тот год пальто, вязаная мохнатая шапочка — «пудель», столбиком стоявшая на голове. Весь этот наряд, воссозданный по последним моделям, опубликованным в журнале «Огонек», в сочетании
— Умоляю, мне это ничего не составляет… Доставлю хоть на луну с космической скоростью.
— Вот начальник узнает, обретете такую скорость, что моментально уйдете за пределы земной атмосферы. — Это было произнесено тем же тоном, какой звучал в динамиках.
— Начальник!.. Он же в Москве, — отчаянно выкрикнул Петрович.
— Извините, меня ждут, — учтиво закончила разговор девушка и пошла прочь, легко неся свою складную фигурку, которую даже не очень портили шедевры современной моды. Пошла, но, отойдя немного, обернулась, помахала рукой в пестрой рукавичке и игриво произнесла: «Пока».
А тут, на грех, забарахлило неотрегулированное зажигание. Петрович увел машину из мастерских, сказав, что будет проверять отремонтированные узлы. Нужно было скорее возвращаться. Кое-как устранив неполадки, он покатил по дороге. На повороте, где на голой метле лиственницы была прибита вывеска: «Остановка автобуса № 6 «Котлован — Индия», — он вдруг заметил того самого хулигана, который когда-то бил девушку. В сапогах гармошкой, в распахнутой шубе на хорьковом меху, в кепочке с пуговкой, он стоял в стороне от очереди, ожидавшей автобус. Под мышкой у него был кулек, из кармана торчало горлышко бутылки. «Так, понятно, — пробормотал уязвленный Петрович. — И чего она в нем нашла? Морда как пятка. Типичный урок», — и, горько вздохнув, стал насвистывать классическую арию о непостоянстве сердца красавицы.
Весь следующий день он честно не вылезал из мастерской. Петин мог теперь каждую минуту потребовать машину. Под вечер кто-то из слесарей вдруг сообщил: диспетчерское радио потребовало, чтобы шофер начальника строительства подал к концу вечерней смены машину к управлению Правобережья. Петрович озадаченно оглянулся, но вдруг радостно спросил, обнимая ничего не понимавшего слесаря:
— Врёшь?
— А что мне врать? Послушай, наверное, повторит.
И действительно, «нахальный» и такой теперь знакомый голос деловито, без шуток и прибауток повторил приказ. Петрович сейчас же погнал машину в Зеленый городок. И в положенный срок лимузин стоял на месте. В освещенные окна будочки было видно, как девушка передает бумаги своей сменщице, как она достала зеркальце, подкрашивает губы, сказала что-то и, засмеявшись, прильнула к стеклу. Потом она легко сбежала с крылечка и, оглядываясь на окна будки, так уверенно подошла к машине, что растерявшийся Петрович, открывая дверцу, позабыл даже сказать свое обычное приглашение.
— На пять минут опоздали, — сказала девушка, усаживаясь рядом с ним. — Порядочка нет. Нехорошо, товарищ Нонсенс.
Все это было так необычно, что Петрович, который, по выражению Глафиры, и на Страшный суд явился бы насвистывая и держа руки в карманах, только спросил:
— Куда везти?
— Зеленый городок, палаццо номер двадцать восемь, — распорядилась спутница, а он с восхищением косился на ее грубоватый профиль, на чуть плоский, задорный нос, на «растрепанные», как он определил, губы, сохранявшие капризное, самоуверенное выражение.
— Может быть, по
— К вам? У вас, конечно, роскошная вилла? — прозвучал насмешливый вопрос.
— Нет, я живу в палатке с… одним человеком. Но он сейчас уехал… Я один, так что мы никого не побеспокоим.
— Удобно ли? — задумчиво произнесла спутница, становясь вдруг серьезной.
— А почему? — встрепенулся Петрович. — У нас патефон. Пластиночки погоняем.
— А кто же этот, ваш сопалатник?
— Он… он, видите ли… Он мой начальник… Мы завсегда вместе селимся, давно, еще с войны.
— О, шикарно! — протянула девушка. И в карих глазах, которые только что были устало полузакрыты, сверкнули искорки.
Сегодня Петрович оделся, как одевался обычно, когда ему предстояло возить по строительству иностранцев. Особая, «грузинская» кепка с длинным козырьком, летная кожаная на меху куртка с молниями, кожаные перчатки с крагами, каких давным-давно нигде не производили. Все это ему придавало представительный и несколько театральный вид. Девушка тут же насмешливо оценила его наряд.
— Вы как из кино «старые ленты». Очков только не хватает. — И вдруг решила: — Ну, что ж, едем. Посмотрю хоть, как большое начальство живет. Много у Старика, кроме вас, прислуги?
Прислуги! Попробовал бы кто-нибудь спросить так Петровича. Но этой девице с оранжевыми волосами он лишь смиренно пояснил, что никого другого при начальнике вообще нет, и теперь, когда Старик в командировке, они будут совершенно одни. При этом он многозначительно посмотрел на свою спутницу, а та только кивнула. Девушка неожиданно оказывалась очень сговорчивой. Но чувства превосходства, делавшего Петровича самодовольным, наглым, это почему-то не рождало. Молча доехали до маленькой палатки, стоявшей на отшибе, на окраине Зеленого городка, молча сошли с машины, молча, связанный малознакомой ему застенчивостью, Петрович отпер дверь.
Засветившаяся лампочка обнаружила накрытый уже стол, бутылку портвейна «Три семерки». На нее, удивленно вытаращив глаза, глазела селедка, державшая в зубах пучок зеленого лука. Возле теснились тарелки с нарезанной колбасой, сыром, шпротами. По обе стороны стола стояли два прибора.
— Это ваше или хозяйское? — не без иронии спросила гостья, грея руки над не совсем еще остывшей печкой.
— Юберзецте, что это значит, ваш вопрос? — с обидой произнес Петрович, подбрасывая в печь поленья.
— Во-первых, не юберезецте, а битте юбер-зетцен зи. Во-вторых, я, как вы знаете, неплохо говорю по-русски. А в-третьих, если это хозяйское, я уйду. — И она потянулась к своему пальто.
— Да нет же, за мои любезные куплено, вон еще и пакеты валяются, — взмолился Петрович и хотел, по своему обычаю, сказать «зицайте», но сказал: «Садитесь».
Осмотрев первую половину палатки, гостья, откинув полог, заглянула во вторую. Там стоял складной рабочий стол, на котором оглобельками вверх лежали стариковские очки в темной оправе, висела на стене полочка с книгами. Узенькая койка была заправлена с солдатской тщательностью. Возле стояла тумбочка точь-в-точь такая, какие были в общежитиях. Внимание привлекали разве что ружья, ягдташи и иные охотничьи доспехи, висевшие на вбитых в стойку гвоздях, да рамка красного дерева, стоявшая на столе. Любопытная гостья взяла рамку, но вместо фотографии или портрета увидела телеграмму. Буквы почти выгорели, но все же можно было прочесть: «Срочная Правительственная Днепрострой Бригадиру бетонщиков Федору Литвинову. Руководитель Днепростроя товарищ Винтер дал правительству обещание празднику увеличить вдвое поток большого бетона тчк. Надеюсь не подтачаете тчк. Привет тчк Нарком Орджоникидзе»… Девушка пренебрежительно поставила рамку обратно.